Когда человек так легко оказался в западне, вожак все никак не решался подать команду к нападению. Его смущало, что он не чувствовал запаха страха. Человек не боялся!? Это и было то главное, что тревожило Рыжебокого. Переглядываясь с ним, стая немного заволновалась.
От человека исходила сила и решимость. Вожак снова и снова прислушивался, вытянув шею, он втягивал в себя запахи. Нет ничего не говорило о большой опасности. Запах металла есть, но его мало и это не страшно. Не слышно подмоги, большие деревья далеко.
Но вот человек развернулся и застыл, глядя ему в глаза. Вожак почувствовал, как тот быстро слабеет. Еще мгновение и волк понял, что добыча будет легкой, и он сам, первый сделает смертельный бросок, не встретив сопротивления.
От предвкушения скорой победы волк не удержался и совсем незаметно шевельнул хвостом, а звери это восприняли как команду к действию…
Один из них тут же взмыл в нетерпеливом прыжке.
Придя в себя, Егор увидел, как вздрогнул и чуть присел на все четыре лапы вожак. Человек скорее догадался, чем почувствовал сзади себя смертельную опасность. Он крутанулся всем телом, одновременно приседая и вытягивая руку с ножом в сторону опасности.
Самое мягкое и незащищенное место зверя, будто само нашло острый, длинный нож и с легкостью позволило металлу погрузиться в себя, вспарывая и обнажая нутро.
Еще в воздухе тонко взвизгнув, волк сложился, поджав под себя лапы, да так и упал боком, неуклюже, больно. Громко взвыл и засучил лапами.
Егор так ничего и не понял. Он ошарашенно смотрел на то, как корчится, крутится на снегу волчара, а из него разматываются черные, горячие внутренности, мокро поблескивая в лунном свете, источая пар и утробный запах… Через мгновение волк-бычок уже жадно рвал, захлебываясь, глотая то, что лезло и лезло из еще живого собрата. К раненому, шарахнувшись от человека, кинулись остальные волки.
А Егора вдруг сорвало с места и понесло к далекой сухаре, поскольку рядом ничего подходящего больше не было. Проваливаясь в глубоком снегу, высоко задирая ноги, он несся, как ему казалось, к спасению – дереву, олицетворявшему в тот момент его жизнь.
Голова не включалась, руководили дежурные чувства самосохранения. Это они вмиг просчитали, что спастись можно только на той ближайшей и сиротливо стоявшей сухаре.
Егор продолжал бежать. Ноги бешено молотили и молотили глубокий сыпучий снег, несли тело к призрачному спасению. Если бы включилось и заработало сознание, то Егор наверняка остановился или вообще не побежал. Завалил бы еще одного, а то и двух зверей, и умер с достоинством. Но разве знаешь себя, разве знаешь, как будешь действовать в подобной ситуации. Не возникни заминка, не подари она эту призрачную надежду, он так и дрался бы с ожесточением и до последнего вздоха.