Медленно, как из плотного тумана перед Прокопием появлялся один волк за другим. Всего их было пятеро. Все легкие, но следы крупные, особенно у одного из них. «Ага, это вожак. Молодой и сильный. И уже достаточно хитрый, раз пошел последним, когда понял, что ловушка за жертвой захлопнулась. Если бы с ходу, с налету, – продолжал размышлять он, – то он был бы первым». Прокопий уже не сомневался, что последнюю точку обязательно должен был поставить сам вожак. Следы говорили о многом. Они говорили о том, что человек здесь на варге, на относительно твердом снегу чувствовал себя уверенно и совершенно не боялся зверей.
Прокопий представил себе этого красноволосого богатыря в состоянии крайней ярости, понявшего, что все, нет ни малейшего шанса. И что тебе предстоит не просто умереть, а быть разорванным и съеденным зверями.
«Да, – продолжал осмотр следов Прокопий, – схватка была отчаянная. Вот здесь он положил одного из них, видимо самого нетерпеливого… Остальные его растащили по частям. Вот в такой бы момент Егору на что-нибудь повыше бы забраться!.. Но далеко до высоких деревьев. А этот низкорослый, чахлый болотный соснячок не мог ничем помочь, напротив, лишь помешать. Видимо и это вожак предусмотрел. Умен, ничего не скажешь! Ранний, а каков!.. И чумы, вроде, как и не шибко далеко… Этот натворит еще бед…»
Взошло солнце. И по-праздничному заискрился снег, засверкал бесчисленными искорками. На болоте он лежал бугристо, как застывшие облака, обсыпанные стеклянной пудрой. Редкие, кривотелые деревья карликового роста выглядели неуместно. Ненавидя всю эту красоту, они точно прикололи своими уродливыми стволами облака к земле, не давая им подняться в небо…
Прокопий ничего этого не замечал. Он уже подходил к тому месту, где погиб Егор, где у него вырвали, а точнее разорвали жизнь.
Площадка в десяток шагов представляла собой страшную картину. Перепаханный, утоптанный и подмерзший за ночь снег был буквально перемешан с лоскутами одежды, кусками овчины, обрывками сукна с армейскими металлическими пуговицами, потерянно блестевшими на солнце, кусками нательного белья, перепачканного кровью. Головешкой чернел валенок с толстенной подшитой подошвой, разорванная шапка…
Да, волки по-своему раздевали Егора!..
Наиболее утоптанное место указывало на начало их пиршества. Здесь они начали упиваться добычей. Даже снег, обильно смоченный кровью, был глубоко выгрызен. «Нет, – тут же поправлял себя Прокопий, – это, видимо, раненый волк подбирал».
Заметные волоки указывали, куда звери растаскивали останки человека. Пройдя по одному из них, Прокопий наткнулся на половину волка с головой, оскаленной пастью и грудиной без внутренностей. Второй волок привел его к Егору, а вернее к тому, что от него осталось. Припорошенные инеем, словно поседевшие красные волосы уже не горели тем прежним, живым огнем. Если бы не эти волосы, то узнать, чьи это останки, было бы трудно. Голова без носа, губ и щек была наполовину в снегу. Нижней части тела вообще не было. Все, что осталось от когда-то живого, здорового человека покрылось инеем и казалось нереальным. Точно стыдясь, природа пыталась прикрыть результаты ночного разбоя, она старалась хоть как-то смягчить сотворенное ей же самой зверство.