– Это хорошо, что у тебя к Аннушке добрый интерес. Я ить знаю не много. Расскажу, что сам видел и от других слышал… Аннушка-то при мне родилась, а ее мать, – он снова взял в руки овальный кулон, – ее мать мы чуть более года-то и видели.
Он надолго замолчал, бродя по своей памяти, как по густому туману.
– Но если ты хочешь знать все, – опять проговорил он, – то надо начинать с ее отца – Игната…, Игната Чалина, – он опустил голову и, покачав головой, добавил, – с его озорника…
– Когда он точно появился, Игнат-то в нашей деревне, сказать не скажу, а вот что-то в то время было… То ли что-то вроде царского указа или еще чего, не помню. Мне было… – дед задумался, – в общем, уже коров пас… И появился он не враз, как это обычно бывает, а как бы по частям, что ли. Вначале лишь мелькнул, словно чиж пролетел и не видать. Или как нарочный со срочной депешей… Потом показал себя подольше. Потом еще и еще… И времени-то прошло не шибко много, а уж всем казалось, что он давным-давно здесь живет. И кажда собака его знат и кажда курица. Как-то вдруг его стало так много, что редко в какой избе, за столом или на завалинке его не вспоминали. Кака сила забросила его в наш медвежий угол, так никто толком и не понял. Одни говорили, что, мол, беглый из Сибири. Другие, что от суда, дескать, бежал, третьи – от дружков, стало быть, лихих скрыватся. А только появился и все тут. Поселился у Спирьки. Был такой глухонемой Спиридон. Знаш, нет как дорога-то вбегат в деревню, болотинка маленька, мосток?
– Так вот, там где сейчас мосток, там запруда была. А где болотина, стало быть, озерцо, даже не озерцо – лужа одним словом. На той стороне одинокая изба стояла. Щас ее нет, одна крапива да кусты повырастали. Сгорела. А тогда на том месте изба Спирькина стояла. Рядом сарай, дальше навес. В сарае Спиридон кадки ладил да бадейки. И в запруде-то их и замачивал. А как без этого… Под навесом материал держал. Ни семьи не было, ни дружков. Зашибать любил крепко. Иной раз неделю-две пьет. Иссохнет весь как тень ходит. Но за работу возьмется, сделат иной раз бадейки – залюбуешься: легкие, прочные, досочка к досочке, да еще резьбу с края пустит – хоть на ярмарку, хоть куда тебе. Баба лишний раз с удовольствием по воду сходит.
Полинка вздохнула и слегка завозилась.
– Не торопи, девонька. Память надо как бабу каку, кхе-кхе, уговаривать.
– Я не тороплю, дедка, говори.
– Ну вот, я и говорю, как они сошлись, как поладили, одному Богу известно, – дед торопливо перекрестился в угол. – Первое время Игнат присматривался. Из избы не выходил. В лавку Спиридона посылал. А тот рад радешенек, в какие-то времена у него дружок завелся. Без ног летал… А как-то раз и сам вышел. Вышел и всех баб мужних да молодух в смущенье ввел.