.
Трое суток Каиров не мог сомкнуть глаз, трое суток не мог прикоснуться к пище. На четвертые он твердо понял: либо нужно менять прогрессию, либо вырабатывать в себе качества характера, необходимые для борьбы со всякой сволочью, какой бы жестокой и мерзкой она ни была.
Расплата, расплата, расплата...
Эта мысль вытеснила другие. И была главной для Каирова целых шестнадцать месяцев. Только 26 сентября 1922 года в 11 часов 30 минут на площади Хазратабал в городе Оше полевая выездная сессия военного трибунала Туркестанского фронта, руководствуясь статьями 58, 76 и 142 УК РСФСР, приговорила Муэтдина и его сообщников к расстрелу.
Потом было много разных дел. Но это первое свое дело Мирзо Иванович теперь уже не забудет никогда...
Сованков, сутулясь, вышел во двор. Каиров следовал на шаг сзади.
Вечер был еще светлым. Но первые звезды уже смотрели с неба. И деревья не зеленели, а мерцали тускло, будто укрылись на ночь темным покрывалом. По радио передавали вечернее сообщение Информбюро: наши приближались к Севастополю.
Чернота арки осталась позади. Они вышли на улицу. Там было пустынно. Лишь вдалеке стояла машина Каирова и рядом с ней несколько сотрудников особого отдела...
— Вот и все! — сказал Каиров в телефонную трубку, прикрывая ее ладонью, потому что люди в кабинете разговаривали громко, кажется, спорили. — Так и не попил я, Нелли, твоего виноградного вина.
— А зря, — пожалела Нелли. И похвалилась: — Вино — высший сорт.
— Не обделяй им Золотухина.
— Он и от воды пьянеет.
— Нелли, ты неисправима. Говорить мне так о своем муже! Не забывай, мои предки исповедовали ислам. А в коране прямо сказано: «Мужья стоят над женами за то, что аллах дал одним преимущество перед другими».
— Я неверующая, — весело ответила Нелли.
Катер уходил до рассвета, около четырех утра, когда ночная мгла лишь начинала рассасываться и свинцовое море не баловалось бликами, а мерцало, словно застывшее, потому что рассмотреть движение волн было невозможно, как нельзя было рассмотреть и берег, различить на нем дома, улицы, деревья.
Даже вершины гор, сонные, еще лежали в обнимку с небом, убаюканные посвистом соловьев, да и не только соловьев, но и других птиц, названия которых Каиров просто не помнил.
Свежим и чистым был воздух, и дышалось легко, и не приходило ощущение усталости, душное, как тесный воротник.
Длинный причал нечеткой чернью рассекал бухту. Из крохотной будки, стоявшей у входа на причал, вышел матрос в бушлате и с винтовкой. Матрос и винтовка показались Каирову очень большими, он с удивлением посмотрел на маленькую будку, покачал головой.