Россиньоль повернулся и показал рукой на висевшую на стене картину:
— Видите это полотно? Произведение его сестры Луизы. Подарила мне в знак благодарности.
Луи внимательно взглянул на холст. С первого взгляда ему показалось, что это фламандская или голландская работа, но теперь, присмотревшись, он заметил, что композиция свободнее и краски сдержаннее, чем в натюрмортах голландских мастеров. Кроме того, предметов изображено значительно меньше: два персика и абрикос справа от плетеной корзинки с веточками тутового дерева и малинового куста. Очень строгая и одновременно очень элегантная работа, в которой ощущалась личность художника. Луи подумал, что женщина, нарисовавшая такую картину, должна обладать логическим умом и чувством гармонии. Ему захотелось познакомиться с ней.
— Наконец, — продолжал Россиньоль, — у нас есть Клод Абер, чрезвычайно рассеянный человек, который все забывает: шляпу, папки, ключи от дома. Тогда он начинает их искать, нервничает, кричит, по очереди обвиняет товарищей: это они все у него берут, все куда-то теряют! Порой он спрашивает о перчатках, которые даже не успел снять. Он настолько тощий и костистый, что, наверное, и поесть-то толком забывает. По правде говоря, он интересуется только математикой и часами изучает сложнейшие ученые труды.
Россиньоль засмеялся и встал с места.
— Вы знаете, что ему случалось садиться на лошадь задом наперед?
Луи улыбнулся, а Россиньоль, уменьшив свет в двух масляных лампах, стоявших на его письменном столе, направился к правой двери и открыл ее. За ней была вторая, такая же толстая, которую он тоже открыл. Луи последовал за ним. Он сдвинул шляпу пониже на лоб, чтобы лицо его затенялось полями.
3
Четверг, 5 ноября 1643 года, продолжение
Господа, ко мне пришел посетитель, который через несколько дней должен отправиться в наше посольство в Риме. До отъезда он пожелал ознакомиться с работой тех, кто шифрует наши дипломатические депеши. Главное, не отвлекайтесь, продолжайте работать.
Шифровальное бюро занимало комнату средних размеров с двумя крошечными слуховыми оконцами, через которые в комнату проникали скорее тени, чем свет. Впрочем, еще толком не рассвело, шел дождь, и небо было покрыто тяжелыми черными облаками.
Напротив двери стояли друг за другом два больших сосновых стола. За каждым из них сидели по два человека, трудившихся при свете подсвечников и масляных фонарей. Один что-то писал гусиным пером на листке бумаги, второй пролистывал толстую книгу в кожаном переплете.
На столах находились только большие книги — несомненно, реестры, — чернильницы, перья, перочинные ножички для их очинки и щипцы для снятия нагара со свечей.