На улице я жадно разглядывал прохожих, блестящие черно-сине-красные машины (еще вчера я мечтал о своей машине!), облака на небе - белые, в середине плотно- ватнистые, а по краям воздушно-кудрявые ... Почему я так редко смотрел на небо? Оно такое красивое. Неужели туда и вправду улетают души?
Пока добрался домой, я успокоился. После обеда (чтобы не портить себе и ей аппетит), я всё рассказал маме. Она встала со стула, опять села. Белизна ее лица сравнялась с кухонной стеной. Мне стало ее так жалко.
Почему-то она сразу поверила. Наверное, лицо у меня уже было такое, что нельзя было не поверить. Мама притянула к себе мою голову и гладила по волосам, по лицу, приговаривая:
Это лечится, лечится, я читала...
Конечно, мама, я знаю. Только Лёне не говори...
Но я знал, что она моему брату скажет. А тот кинется читать медицинские справочники, которых в доме полно. Восьмой класс, а уже точно определился - врачом, и только. По стопам отца. Вот отцу мама вряд ли доложит, она ему даже не звонит никогда, боится, что трубку возьмет новая жена. За три года сама ни разу позвонила, а он раза два, не больше. Новая жена, новая жизнь, об старую успешно вытерли ноги. Папины материальные обязанности исполняет почта - чеки приходят аккуратно.
Конечно, я лечился. Вернее, меня лечили - некоторое время. Что-то кололи в вену и давали крошечные таблетки. Но чувствовал я себя все хуже и хуже. Я подозревал, что из-за этих таблеток и уколов. И я бросил это пустое дело. Разумеется, скрыв от мамы. Она с такой жалостью смотрела на меня, будто уже у гроба стояла. В институт я больше не пошел. Может быть, там уже знают и будут бросаться в разные стороны, как от прокаженного. Зачем пугать ребят? Для прокаженных хоть специальные колонии есть, а для спидоносцев еще не придумали, - куда их подальше засунуть от порядочных людей.
Я заметил, что мой младший брат. ну, еще не шарахается, но слегка настороженный стал, смотрит на меня с другой стороны стола, или со своего любимого кресла, в котором часами сидит над толстыми медицинскими книжками, а мне кажется, что он далеко-далеко, как и Светка, как и мама.
Света позвонила и спросила, как у меня дела. Сообщила, что у нее всё «отрицательно» и засмеялась. Я тоже обрадовался и сказал: - Я зайду вечером?
- Гошенька, извини, я иду к подруге, уже договорилась.
Я хотел спросить про «завтра», но не спросил. Зачем мучить человека, пусть совсем успокоится, тогда и поговорим. Я тосковал по ней, вспоминал ее светлые, с крапинками на радужке глаза, мягкие, пахнущие зеленым яблоком волосы. Все-таки, целых два года. Может быть, мне купить шампунь, которым она мыла голову.