И все–таки это нелепо. Кто бы мог подумать, что она будет волноваться по поводу манер и уместности вопросов, задаваемых грабителю?
— Сюда, — сказала она, показывая рукой, чтобы он следовал за ней налево.
— Кто спит там? — Спросил Мистер Одли, глядя в противоположном направлении.
— Его милость.
— А, — сказал он мрачно. — Его милость.
— Он хороший человек, — сказала Грейс, чувствуя, что должна высказаться в его защиту. Почему Томас вел себя не так, как должен бы, было совершенно понятно. Со дня его рождения он был воспитан, чтобы стать герцогом Уиндхэмом. И вдруг, по необъяснимой иронии судьбы, ему сообщают, что он может быть не кто иной, как просто мистер Кэвендиш.
Если у мистера Одли был тяжелый день, то у Томаса, безусловно, день был еще хуже.
— Вы восхищаетесь герцогом, — заявил мистер Одли.
Грейс не вполне поняла, было ли это вопросом, но решила, что нет. В любом случае, его голос был сух, словно он думал, что она была настолько наивна, чтобы воспринимать герцога именно так.
— Он хороший человек, — повторила она твердо. — Однажды Вы согласитесь со мной, продолжив Ваше знакомство.
Мистер Одли хмыкнул с легким удивлением.
— Теперь Вы в точности тот самый слуга — застывший и чопорный, и должным образом лояльный.
Она сердито на него взглянула, но он явно не придал этому значения, потому что в следующее мгновение он уже усмехался и говорил:
— Теперь Вы собираетесь защищать вдову? Хотел бы услышать, как Вы это сделаете. Право, мне очень любопытно, в каких словах можно было бы попытаться совершить такой подвиг.
Грейс не могла себе представить, что он на самом деле ожидал, что она ответит. Тем не менее, она отвернулась, чтобы он не смог увидеть ее улыбку.
— Не могу судить об этом сам, — продолжал он, — но мне говорят, что я очень красноречив. — Он наклонился к ней, словно раскрывая важную тайну. — Это во мне говорит ирландец.
— Вы — Кэвендиш, — напомнила она.
— Только наполовину. — И затем добавил, — Слава Богу.
— Они не настолько плохи.
Он усмехнулся.
— Они не настолько плохи? Такова Ваша защитная реакция?
Да помогут ей небеса, она не вспомнила ничего хорошего и поэтому сказала:
— Вдова отдаст свою жизнь за семью.
— Жалко, что она этого уже не сделала.
Грейс бросила на него испуганный взгляд.
— Вы говорите в точности, как герцог.
— Да, я заметил, у них теплые, нежные отношения.
— Мы пришли, — сказал Грейс, открывая дверь в его спальню. Затем она отошла. Было бы неприлично сопровождать его в его комнату. За пять лет, которые она провела в Белгрейве, она ни разу не переступала порога спальни Томаса. В этом мире ей принадлежало очень немногое, но чувство собственного достоинства она сохранила, и свою репутацию, и планировала и дальше держать оба их при себе.