Мистер Одли заглянул внутрь.
— Очень много синего, — заметил он.
Она не могла не улыбнуться.
— И шелковистого.
— Действительно. — Он переступил порог. — Вы не собираетесь присоединиться ко мне?
— О, нет.
— Я и не надеялся. Жаль. Я собираюсь нежиться на своей собственности, купаясь в этом синем шелковом великолепии.
— Вдова была права, — сказала Грейс, тряхнув головой. — Вы никогда не бываете серьезны.
— Не правда. Я довольно часто серьезен. Вам решать — когда. — Он пожал плечами, без всякой цели подошел к письменному столу, его пальцы лениво прошлись вдоль лежащей на столе бумаги, пока не соскользнули с кромки и вернулись назад. — Мне нравится иметь дело с людьми догадливыми.
Грейс ничего не говорила, только наблюдала, пока он осматривал свою комнату. Она должна уйти. Она даже думала, что точно хочет уйти, весь день она стремилась добраться до кровати и уснуть. Но она осталась. Стояла и наблюдала, пытаясь вообразить, какие чувства он испытывает, видя все это впервые.
Когда–то она впервые вошла в замок Белгрейв в качестве слуги. Он же, весьма вероятно, был его хозяином.
Это должно быть странно. Это должно подавлять. Она не решалась сказать ему, что это не самая модная и не самая выдающаяся спальня. Она даже не предназначалась для исключительных гостей.
— Превосходная картина, — прокомментировал он, наклонив голову, чтобы оценить живопись на стене.
Она кивнула, приоткрыв губы, затем снова их закрыла.
— Вы собирались мне сказать, что это — Рембрандт.
Она снова приоткрыла рот, на сей раз от удивления. Он даже не смотрел на нее.
— Да, — признала она.
— А это? — спросил он, обращая свое внимание к одной из картин чуть ниже. — Караваджо?
Она мигнула.
— Я не знаю.
— Я знаю, — сказал он тоном, который был в одно и то же время убедителен и мрачен. — Это — Караваджо.
— Вы знаток живописи? — спросила она и заметила, что носки ее ног так или иначе пересекли порог комнаты. Ее пятки все еще были в безопасности и следовали приличиям, стоя на полу коридора, но пальцы ее ног…
Они зудели в ее домашних тапочках.
Они жаждали приключений.
Она жаждала приключений.
Мистер Одли перешел к другой картине — восточная стена вся была увешана ими — и пробормотал:
— Я не сказал бы, что я знаток, но да, мне действительно нравится живопись. Она легко читается.
— Легко читается? — Грейс вышла вперед. Какое странное утверждение.
Он кивнул.
— Да. Смотрите сюда. — Он показал на женщину на картине, похоже, относящейся ко времени после эпохи Возрождения. Она сидела на богатом стуле, обитом темным бархатом, обрамленном толстым, крученым золотом. Возможно, это трон? — Смотрите, куда направлен ее взгляд, — сказал он. — Она наблюдает за той, другой, женщиной. Но она не смотрит на ее лицо. Она ревнует.