Игорь Израилевич извлёк из своего потёртого лекарского чемоданчика контейнер со шприцом и несколько ампул. Зажав их в кулак, другой рукой сразу всем ловко снёс «бошки» безо всяких подпиливаний и ваток. Набрал, выпустил воздух, надавив на поршень, затянул у Ольги на плече оранжевую резиновую трубку, одномоментно вошёл в вену, расслабил и ввёл этот химический коктейль, призванный урегулировать ритм, отладить дыхательный центр, помочь надпочечникам и частично заглушить душевную боль. Игорь Израилевич знал много толковых рецептов, не озвученных официальной фармакопеей. Антонина уже занималась чаем и сахаром. Чай и сахар – это просто и понятно. Это куда легче, чем стоять в углу, замотанной в ковёр, чувствуя, как кровь замедляет свой ход и ты лишаешься чувствительности при условии сохранения чувств.
– Тоня. Слушай внимательно. Она, я и ты. Больше никто ничего не знает. Девочке не нужна психушка. Не сдержишь язык поганый – отрежу к такой-то матери! Вот этим самым и отрежу, – он продемонстрировал старшей лаборантке секционный нож, рассекший немногим ранее толстую, надёжную верёвку. – Он затупился маленько, так что… будет мучительно больно за бесцельно просранные слова. Поверь на слово бывшему военному врачу, бывшему военнопленному и бывшему зэка-лепиле.
И Антонина молчала. Долго молчала. Пока Ольга не уехала в Америку, а история несбывшейся любви и отступившей смерти не превратилась в пошлую легенду о ревности и суициде, рассказываемую – намёками – всем встречным-поперечным лицам и прочим штатно равнодушным ушам.
Вино превращается в уксус, Ветхий Завет – в страшилку для новозаветной идеологии, а прощение – в пустой звук занимательной филологии. Habeat sibi. Cogitationis poenam nemo patitur,[17] не правда ли?
Мефистофель
Ты б не прельстился добрым метловищем?
А я бы прокатился на козле.
Нам далеко, и мы ещё порыщем.
Фауст
Покамест ноги носят по земле,
Ещё я пешеход неутомимый…
– На сегодняшнем кафедральном будет Шеф!
– Держи карман шире.
– Да мне он сто лет не нужен, но ты смотри, как профессорша нарядилась.
– И опять облом.
– Давно облом.
– Она уже неделю всем покоя не даёт с этим кафедральным. Окна в кабинете перемыли, паркет натёрли, салфетки накрахмалили, книги в шкафах переставили. Фотографии и дипломы перевесили. Конфет закупили. Сама часа три в парикмахерской, поди, просидела.
– Ну, конец нам всем, если он не приедет.
– Не приедет. Да и не нам всем, а вам всем. У меня, слава богу, плановая операция. Всем горячий привет!..
* * *
«Она, я и ты» и, конечно же, он, Алексей Николаевич.