— Я, — говорит, — очень уважаю вашего капитана и благодарю за оказанное спасение, но я знаю, какая у него тесная
каюта. Кроме того, мне очень интересно пообщаться с экипажем.
И всех как будто током ударило, когда включилась трансляция, мы как-то съежились и притихли. Шотландцы — тоже. Ну, для них-то уже никакой тайны не было.
Жора-штурман пробасил в динамике:
— "Маркони" — в рубку. «Маркони» — в рубку.
"Маркони" заизвинялся перед шотландцами, приложил руку к сердцу:
— Ай эм сори, джаб.[64]
Шотландцы опять вскакивали, пожимали ему руку, улыбались, — все понятно, джаб. Я вышел за ним, спросил:
— С базой говорить?
— Определяться, наверно. По радиомаякам. Что ты, Сеня! Какая база нам теперь поможет? Мы, уж, наверно, в миле от Фарер.
— Куда же теперь?
Он пошел вверх по трапу.
— Ох, Сеня, спроси чего полегче. Осталось нам только — на скалу выброситься. — И побежал.
Через наружную дверь ввалились боцман с Аликом — тащили нагрудники. Как я понял, они их из шлюпки приволокли — для шотландцев.
Опять включилась трансляция, и Жора-штурман сказал:
— Команде — приготовиться! По местам стоять!
К чему приготовиться? И где теперь наши места? Никто ничего не спросил. Но все пошли из салона. Все, кроме шотландцев и кандея.
И раз навсегда я скажу тебе, юноша,
и ты можешь мне поверить, что лучше
плавать с хорошим угрюмым капитаном,
чем с капитаном шутливым и плохим.
Германн Мелвилл "Моби Дик"
Рассвет еще не брезжил — хотя до него, наверно, рукой уже было подать, — и оба прожектора зажглись, посветили вперед. Вокруг была чернота, из нее сыпался снег, а брызги сверкали в луче.
Над палубой раскатилось из динамиков:
— Всем покинуть носовые кубрики! Боцману — проверить!
Но мы-то все были здесь, друг перед другом, в кубриках никого не осталось, только шмотки наши. И все как раз и кинулись за ними. Каждому что-нибудь хотелось же взять.
Мне-то ничего не хотелось, раз куртка погибла. Чемоданчик — что в нем толку, пара сорочек да носки, я решил не морочиться. Взял только нагрудник, надел сразу и завязал тесемки.
Шурка взял карты, затиснул под рокан. Васька Буров потащил из-под койки ящик с мандаринами, да Шурка ему отсоветовал:
— Разобьются на палубе, а тут, может, и уцелеют, если не приложимся…
Мы выскочили, стали на трюме, каждый держался за что мог. И друг за друга.
Из рубки кричали:
— Кто в носовых остался?
— Никого! — Шурка ответил. — Все вышли! И в эту же буквально секунду Серега на нас налетел — бежал с руля.
— Я еще не вышел!
Вбежал в кап. Минута прошла, другая, а его все не было. Мы с Шуркой кинулись за ним.
И что же он там делал, в кубрике? А он, прохиндей, коллекцию свою отдирал с переборки — Валечек, Надечек, Зиночек, — да не отдирал, а откнопывал аккуратненько и прикладывал к пачке. Только еще половину успел собрать.