Он перестал расстегивать рубашку. У нее не шоколадные глаза, ведь так? Конечно, нет. У чертовки карие глаза. Самые обычные, карие. С чего он взял, что они какие-то другие?
И о чем, черт возьми, он думал, когда смотрел на эту девчонку так, как смотрят на женщину?
«Проклятый голубой атлас», — мысленно пробормотал он. Вот о чем он думал.
— Слишком много работаешь, — вслух сказал себе Вит и продолжил раздеваться.
— Если позволите, ваша светлость, — да, это так. Повернув голову, он улыбнулся своему камердинеру. Даже спросонок, в халате и с поспешно, но все же аккуратно причесанными волосами этот человек выглядел как денди.
— Иди спать, Стайдхем.
— Слушаюсь, ваша милость. Позвольте мне помочь…
— Если бы я хотел, чтобы меня раздели, будь уверен, у меня бы хватило ума найти для этого юную красотку.
Казалось странным иметь слугу, который выбирал бы ему одежду, как будто он ребенок или идиот. Ни при каких обстоятельствах Вит не позволил бы раздеть себя, разве что впав в полную физическую беспомощность. На самом деле он прекрасно справлялся со всем сам, но джентльмену его сословия полагалось пользоваться услугами камердинера. Кроме того, Стайдхем был ему по душе.
— Не сомневаюсь, что в доме достаточно молодых красоток, которые с радостью помогут вам, — невозмутимо произнес Стайдхем. — Привести вам одну?
— Очень любезно с твоей стороны, но не сегодня.
— Как изволите. Раз я вам не нужен, то спокойной ночи.
— Спокойной но… Стайдхем?
— Милорд?
— Ты ведь давно служишь в Хэлдоне? — Да.
— Какого… — Он помедлил, обдумывая, можно ли задать вопрос так, чтобы не выставить себя дураком. И пришел к выводу, что нет. — Какого цвета глаза чертовки?
— Мисс Браунинг? — Может, вопрос удивил или даже озадачил Стайдхема, но он был слишком горд, чтобы выказать это. — Думаю, темно-карие, ваша милость.
— Темно-карие, — повторил он. — То есть шоколадные?
— Наверное, да.
Рано утром, когда весь дом еще спал, мужчина и женщина стояли в самом темном углу библиотеки и разговаривали быстрым шепотом.
— Это оно? — спросил мужчина и протянул руки к маленькой, завернутой в коричневую бумагу коробке, которую держала женщина.
— Да. — Она отдернула руку, чтобы он не дотянулся. — Дайте слово, что это не навредит моей семье.
— Я бы с радостью, — нежно сказал он. — Я больше всего на свете хотел бы этого, но Виту придется решать самому.
Она кивнула и сунула пакет ему в руку.
— Вы очень верите в мальчика, — пробормотал он.
— Где есть уважение, нет места вере.
— Тогда будем надеяться, что оно оправдается.