«Одно и то же, все одно и то же… какие-то одинаковые миры, по совершенно непонятной причине противостоящие друг другу. А между ними пропасть… и я лечу в нее… миры эти вот-вот соприкоснутся и разотрут меня между своими неприступными стенами», — думал Першин, глядя, как утопают в машинке толстые следовательские пальцы.
Телефонный звонок — резче и продолжительнее издевательских звоночков каретки в конце каждой строки. Как будто отсчитывают срок.
— Первенцев!.. Да, диктуй… Где?.. В розыск!
Теперь уже совсем новый взгляд на допрашиваемого: так смотрит партнер по «дураку», вытащив козырь.
— Где Сорокина, Першин?
— Кто?!
Долгожданный удар кулаком по столу — сейчас совсем некстати, но — надежный выход для потерявших управление эмоций:
— Хватит валять дурака!! Вера Алексеевна Сорокина, с которой вы ездили в Сочи и проживали на Морской, 12 с девятнадцатого по двадцать седьмое включительно?!
«То-то сочинская квартиросдатчица держала у себя паспорта! Эх, как все поставлено в этом «неполицейском» государстве!.. Отчего только преступность процветает, непонятно…»
Теперь уж статус определен несомненно, и вовсе не по отсутствию должного обращения. Сказать, что Вера у подруги?.. Проверят — допросят, как пить дать! О том, что он появился накануне отъезда и оставил на хранение «одну вещицу», Нонна может умолчать. А может, и нет, узнав об убийстве законной супруги. «Вещица» тянет на чек в десять тысяч.
«Интересно, а если вообще замолчать, бить будут?»
— Не знаю. Она уехала на день раньше. После возвращения я ей не звонил, мы не виделись.
— Вы пьете?
— С чего вы взяли?
— Отвечать на вопрос!
— В меру.
— Да? А вот гражданка Морозова…
— Гражданке Морозовой, конечно, виднее. Хорошо, не в меру. Алкоголик я. Имею обыкновение надираться до поросячьего визга. Особенно перед операциями.
— Операциями меня стращать не нужно, Першин.
— Понимаю. Вы писателей сажали. И даже членов Политбюро.
Лучше бы этот Первенцев отмочил что-нибудь типа «перед законом все равны», чем вот так молча, с подчеркнутым безразличием к вызывающим ответам впечатывать в протокол строку за строкой.
Першин решил, что ничего подписывать не будет. Кажется, это разрешено законом? Отказать же себе в мазохистском удовольствии отвечать на вопросы он уже не мог.
— Значит, вы не знаете, где сейчас Сорокина?
— Наверно, дома.
— Дома ее нет.
«Звонили в сочинскую милицию, те вышли на Марию Тихоновну, она сообщила наши московские адреса, говорили с Сухоруковым, а уж он порассказал!..»
— Значит, я ее полоснул скальпелем по горлу и утопил в колодце. Так вас надо понимать?