У Торсби по спине побежал холодок. Как король догадался? Торсби никому не обмолвился ни единым словом.
— Почему вы так думаете, ваша светлость? Почему Элис?
Эдуард обратил на Торсби суровый взгляд.
— Она рассказала мне, как опрометчиво дала вам понять, что знает то, о чем не следовало бы никому знать, будь на то ваша воля. С тех пор она беспокоится, что вы попытаетесь опорочить ее в моих глазах, прежде чем она сумеет убедить вас в своем умении держать язык за зубами. Теперь она боится, что вы ей не доверяете и вообще недовольны ее присутствием при дворе.
Что ж, умно придумано — кроме того, что касается страха. Элис Перрерс никого и ничего не боялась. Что мог на это ответить Торсби?
— Я думал о королеве Филиппе — как она больна, как много любви ей сейчас нужно. Мне кажется, жестоко, что она все время вынуждена видеть эту Перрерс рядом с вами.
— Вы готовы судить собственного короля?
— Прошу простить. Для меня это дело духовное.
— Значит, вы собирались обвинить Элис?
— Я этого не говорил. Признаю, она права в своих опасениях, что я не питаю к ней доверия и осуждаю ее присутствие при дворе. У вас есть супруга, ваша светлость. Любящая, красивая, благородная…
— Хватит! Нет необходимости перечислять добродетели королевы. — Взгляд голубых глаз стал ледяным. — Мне все-таки интересно, что изменилось за десять лет, Джон. Когда я любил Маргариту, вы не пытались меня поучать.
Торсби почувствовал, как смелость оставляет его, и поспешно сделал несколько глотков вина, пока думал, что сказать дальше. Маргарита. Очевидно, эта стерва Перрерс все рассказала Эдуарду. Святой Всевышний.
— Десять лет тому назад была совсем другая ситуация. Маргарита жила при дворе, но не считалась вашей возлюбленной. Все происходило под завесой тайны, чтобы никто не догадался о ваших отношениях, особенно королева.
В глазах короля зажегся злой огонек.
— Под завесой тайны. Вот именно. Насколько я помню, вы притворились, что сражены ее красотой. Повсюду ее сопровождали. В том числе и в мои покои. Так, может быть, вы вовсе не притворялись, а, Джон? Или вы так здорово играли свою роль, что сами в нее поверили?
— Ваша светлость!
— У меня есть копия письма, в котором вы клянетесь в верности прекрасной Маргарите, описываете ее тело до мельчайших подробностей и заявляете, что ребенок, которого она вынашивала, ваш.
Достав кинжал, усыпанный драгоценными каменьями, с которым никогда не расставался, Эдуард разворошил им бумаги на столе и, прищурившись, выбрал одну. Ее он и протянул Торсби.
Архиепископ принял бумагу, но сразу на нее не взглянул. Он помнил это письмо. Почему же Маргарита не сожгла его вместе с остальными? Что ему теперь делать? Он поднес письмо к свету и пробежал глазами. Господи, да оно еще хуже, чем он помнил. Тут и две родинки: одна между ягодицами Маргариты, а другая под ее соском, и еще тот сдавленный стон, которым она доводила его до экстаза.