— Прочь! — Наташа, изогнувшись, оттолкнула его. Однако парень снова поймал ее за руки. Тогда, собрав все силы, Наташа ударила его ногой.
Парень взвыл. Она кинулась к двери. Скорее! Но дверь не поддавалась. Что делать? В дальнем углу комнаты все еще играла радиола. Где-то за стеной слышался смех.
Наташа метнулась в сторону, потом в другую. Больно ударилась о стол, опрокинула несколько стульев, заколотила в дверь кулаками:
— Откройте! Алка!
За стеной молчали.
Наташа подбежала к смутно виднеющемуся окну и, вскочив на подоконник, толкнула раму… Свобода! Но со второго этажа не спрыгнуть — внизу асфальт. Руки вцепились в переплет оконной рамы.
А сзади уже слышится тяжелое дыхание преследователя. Ближе. Еще ближе. Уже у самого окна. И Наташа разжала руки…
В первое мгновенье, сгоряча ничего не почувствовав, она вскочила и пробежала несколько шагов. Но потом ногу вдруг точно обожгло, и все потонуло в разливе тупой пронизывающей боли…
Очнулась Наташа от прикосновения чего-то холодного. Она открыла глаза. Незнакомая пожилая женщина, склонившись почти к самому ее лицу, прикладывала ко лбу смоченный водой платок. Другая, помоложе, легонько растирала ушибленную ногу. Лица у женщин были встревоженными, добрыми.
— Откуда ты? — спросила одна из них. — Что с тобой случилось? Упала, что ли?
Наташа молча кивнула.
— Как же так неосторожно? Слава богу, перелома нет! А вывих мы вправили.
Наташа невольно подтянула ногу.
— Да ты не бойся! Из больницы мы, с дежурства идем — санитарки. К этому делу привычные. Ну-ка, попробуй встать.
Наташа поднялась. Сильная боль, действительно, прошла. Осталась ноющая ломота. Она сделала несколько неуверенных шагов.
— Спасибо вам.
— Не за что. До дому-то проводить, или сама дойдешь? А, может, в больницу?
— Нет, я дойду, спасибо.
В комнату Наташа вошла тихо, стараясь не разбудить мать. Но та уже сидела на кровати, торопливо набрасывая кофточку.
— Что же так поздно? Разве можно так? Вся душа изболелась….
Наташа промолчала.
— У Аллы, что ли, была?
— Да… — сказала Наташа, сбрасывая платье и стараясь не смотреть на мать.
— А ужинать?
— Я ужинала, мама, там… у Дубровиных.
— Ну, смотри. Только скажу тебе, дочка, так нельзя допоздна.
— Больше, мама, этого не будет. Обещаю.
— Там письмо тебе…
Наконец-то! Знакомый почерк на конверте, ее старательно выведенное имя… Дрожащими руками Наташа разорвала конверт, с трудом разобрала разбегающиеся строки: «…Мне столько нужно сказать тебе! Приезжай… Твой Саша».
Твой Саша… Сашка, Сашка, слишком поздно! Такого ты не простишь никогда…
***
Алка прибежала утром, сразу, как только мать Наташи ушла на работу.