Нет ничего непреложней фактов.
Э. Тельман
Испробовал десяток вариантов начала. Но всякий раз внутренний голос восставал: «Нельзя так писать об этом! Говори языком репортажа!»
***
Солнце нехотя забрело в этот уголок Подмосковья. Сырой прохладой тянуло от земли, от деревьев. От тротуаров в лесном городке. Каменное здание, куда меня привел поиск, основательно промерзло за зиму и только начало отогреваться.
В окно комнаты, отведенной мне для работы в Архиве Министерства Обороны СССР, что в Подольске Московской области, заглядывают узловатые, еще без листвы, ветки высокого дерева…
Я шел по следам кровавых преступлений фашизма против советских детей. Новый цикл рассказов об этом хотелось написать на основе точных свидетельств. И легко понять, с каким нетерпением ожидал я прихода сотрудницы архива с очередной «порцией» документов из хранилища… Что еще я узнаю из этой объемистой папки бумаг, тронутых желтизной?
…Углубляюсь в чтение.
Письма. Письма. Дневники. Показания свидетелей. Вот письмо белорусской девочки, угнанной в фашистское рабство. Бесстрастное признание убийцы, а за ним слышится вопль матери, у которой забирают ребенка, зачатого от неарийца-отца. На глазах у женщины пытают дочь, чтобы выведать адрес подпольщика…
За каждой страницей чудятся стоны, предсмертный хрип. Пестрая мозаика документов превращается в чудовищную, дьявольскую картину Варфоломеевской ночи – без конца и края…
Тетрадь разбухла от записей. Мозг устает усваивать то, что скрывается за каждой строчкой, каждым словом документа. Кажется, ничто уже не может потрясти…
Но вот прочитана еще одна страничка, страничка с отпугивающим канцелярским заголовком «Акт» – и глаза не могут оторваться от неровных строчек.
Прочтите этот короткий акт, вдумайтесь в каждое его слово:
«АКТ
Наличие детей в детдоме райцентра Домачево Брестской области:
Всего было 100 человек.
Взято родственницами – 16
Сдано в гетто – 15
Роздано на руки – 11
Убито в первый день войны – 3
Расстреляно – 54
Судьба одного ребенка не установлена»…
Доброта – бесхитростна,
Но как изобретательна жестокость!
Мария осторожно пробиралась между рядами трехъярусных нар. Натыкаясь в темноте на деревянные башмаки, замирала. Шум мог провалить все. В бараке прислушивались к каждому ее шагу.
– В добрый час, Мария! Храни тебя матка бозка!
– Ариведерчи, Мария!
– Будь осторожна, Мария!
Возбужденным шепотом напутствовали подругу одни. Без слов пожимали руку другие…