25 декабря Бюлов на несколько минут пришел в себя. Вечером он был в сознании целых полчаса. Врачи сказали, что он выживет.
А потом приехал генерал. Он появился ровно в десять на следующий день после Рождества. Напрасно прождав его накануне, врачи оказались совершенно неготовыми к его приезду.
Генерал был очень снисходителен. Он находился уже в середине палаты, когда кто-то наконец догадался крикнуть «Смирно!». Но он предпочел этого не заметить. Опомнившись, весь медицинский персонал забегал. Но генерал почти не обращал внимания на врачей, говорил спасибо после каждого доклада и быстро шел мимо кроватей. Он остановился только один раз, увидев пациента, сидевшего на кровати прямо, как стрела. Он спросил, почему тот так сидит, и, когда ему объяснили, покраснел. В довершение ко всему больной через мгновение, безо всякого стыда, громко крикнул, что закончил. Сестра Лизбет за спиной генерала тайком вынесла из палаты судно.
Закончив обход, генерал прочистил горло и хриплым голосом произнёс:
— Желаю вам веселого Рождества.
Это всем очень понравилось; солдаты хотели поблагодарить его и пожелать ему того же, но устав не позволял этого. Устав запрещал военнослужащим благодарить старших по званию в словесной форме и предписывал им в этих случаях вставать по стойке «смирно». И больные вытянулись в струнку на своих кроватях.
Через два дня Тайхман смог уже немного поговорить с Бюловом. Потом он спустился в сад и сжег его письма. Позже он снова зашел к Бюлову и сказал, что в домике, о назначении которого они поспорили, сжигали грязные бинты. И Бюлов ему поверил.
Они слышали много хвалебных отзывов о Военно-морской академии в Фленсбурге-Мюрвике. Говорили, что преподавателями здесь служат лучшие офицеры флота; с курсантами обращаются по-человечески и дают возможность продемонстрировать, что у них под шляпой есть мозги.
Вот при каких обстоятельствах Тайхман получил первое взыскание.
По прибытии в академию их встретил у лестницы мичман, который сообщил им, где находятся их комнаты. Штолленберга он отправил в восточное крыло здания, где размещалась вторая рота, а Тайхмана и Хейне — в западное; они были приписаны к третьему взводу первой роты. Тайхман поселился с пятью другими курсантами. У них была своя гостиная, спальня и общая ванная с другой комнатой, где должен был жить Хейне. Когда Тайхман перекладывал свои вещи в рундук, дверь открылась, и кто-то заорал:
— Мне нужен один человек!
Тайхман вышел. В комнате горел свет, а в коридоре было темно, и Тайхман не сразу разглядел, кто его зовет. В результате голос продолжал греметь. Насколько понял Тайхман, ему было велено доложить о своем прибытии с упакованным рюкзаком.