— Они всегда спешат, эти консервные банки, — произнес командир, потом быстро произвел подсчеты — курс подлодки, курс цели, курс уклонения; стоит ему ошибиться, и подлодка попадет под глубинные бомбы. Это понимали все и не сводили с командира глаз.
— Право руля, полный вперед, — приказал командир.
Звук винтов эсминца стал громче. Вскоре эсминец оказался прямо над головой. Шум его винтов превратился в рев…
Надо ждать.
Ждать, что будет дальше.
Ждать.
И тут над головой раздались два громовых раската. Впрочем, они были гораздо сильнее грома. Тайхман упал в ящик с картошкой. Ошметки ржавчины и краски посыпались ему на шею. Все кончено, подумал он, вернее, не подумал, а просто почувствовал. Но до конца было еще очень далеко.
Когда Тайхман поднялся, в его лицо вонзился нож. Порез жгло как огнем. В эту же минуту инженер-механик сказал:
— Указатель уровня воды течет.
— Заделайте течь, — приказал командир.
— Эсминец удаляется, — передал акустик.
Командир велел остановить один мотор, а второй пустить на «самый малый».
В тишине раздавалось только шипение манометра, которое звучало то выше, то ниже, то опять выше и наконец превратилось в устойчивое сопрано. Глубиномер показывал 160 метров. Командир выключил фонарик. Тиммлер всхлипывал.
— У нас что, на борту появился младенец? — спросил командир.
— Мне об этом ничего не известно, господин капитан-лейтенант, — ответил старпом.
Тиммлер продолжал всхлипывать. Слышно было, как в темноте стучат его зубы.
— Господин доктор Тиммлер, после того, как мы всплывем, вы засядете за Сенеку. Его книги есть в нашей библиотеке. Это приказ. Самое позднее через три дня вы принесете мне эссе, страниц эдак на двадцать, не меньше, озаглавленное «Чему научил меня Сенека». Вам понятно?
Подводники услышали, что эсминец замедлил ход. Тиммлер ничего не ответил, но, по крайней мере, перестал всхлипывать.
— Я что, неясно выразился, господин доктор Тиммлер? Или вы потеряли дар речи оттого, что услыхали имя философа из моих уст?
Эсминец остановился. Больше они ничего не слышали, но знали, что он ищет их.
— О боже! — простонал Тиммлер.
Лютке направил подлодку по последнему пеленгу, переданному акустиком. Стояла мертвая тишина — и на подлодке и за бортом. В людях зародилась надежда, что консервная банка не сумеет их обнаружить.
— Не надо считать меня Богом. Считайте меня лучше дьяволом, я не обижусь, господин доктор Тиммлер.
— Хорошо…
— Не понял?
— Слушаюсь, господин капитан-лейтенант.
— Отлично, господин доктор. Со временем, глядишь, я сделаю из вас человека, господин доктор.
Тишина длилась долго. «Может, он нас потерял», — подумал Тайхман. Он был один. В эту ночь они все остались наедине со своим страхом. Со страхом надо было справляться самому. Тайхман закрыл глаза и прислушался к ночной тишине. Все остальные тоже слушали тишину — из всех чувств остался только слух. Но слух не дает ощущения времени; никто не знал, сколько продолжалась тишина. И тут снова послышалось: тук. Словно кто-то постучал в борт лодки.