Но Бекеру не пришлось нести журнал командиру — старший квартирмейстер послал его на склад за свинцовым суриком. Тайхман отправился чистить гальюн. Он чистил унитаз, когда в туалет заглянул главный старшина Вернер.
— Доброе утро, Тайхман.
— Доброе утро, господин главный старшина.
Пауза.
— Ты не всегда ведешь себя как подобает военному.
Тайхман продолжал работать.
— Но сегодня ночью ты чересчур буквально выполнил требования устава. Я хочу сказать…
Старшина вошел внутрь и закрыл за собой дверь.
— То, что ты написал в журнале, абсолютно правильно с военной точки зрения. Но ты ведь знаешь, наш командир пришел из запаса…
— Истинная правда, господин главный старшина.
— Все это. так, но тебе за это крепко достанется. Он превратит твою жизнь в ад.
— Я к этому привык. Пусть превращает.
— Ну, как хочешь. Не забудь промыть горячей водой и сиденья.
— Слушаюсь, господин главный старшина.
После обеда Паули появился в кубрике. Никто не крикнул «Смирно!», как принято делать на военных кораблях, когда в кубрик во время полуденного перерыва заходит офицер. Паули рвал и метал.
— Это бунт! — кричал он.
Теперь он с ними заговорит по-другому; никогда еще он не видел более разнузданной команды. Потом он принялся проверять рундуки, в результате чего половина экипажа отправилась под арест.
Рундук Тайхмана ничем не отличался от других, но Паули не нашел у него ничего предосудительного. Он отнесся снисходительно и к рундуку Хальбернагеля, только потребовал убрать фотографии, которыми он был обклеен изнутри. Это были открытки с изображением кинозвезд, которые можно было купить в любом магазине, только Хальбернагель обрезал у них белые края, и они стали похожи на семейные фотографии. Кроме того, на них красовались надписи вроде «Всегда любящая тебя Зара» или «Дарю тебе целый вулкан любви, твоя верная Марика, которая тебя никогда не забудет». Все поклонницы Хальбернагеля имели на удивление схожие почерки, которые, в свою очередь, очень напоминали почерк их любимого мужчины. Паули, очевидно, заинтересовался почерком, ибо очень тщательно изучал рундук Хальбернагеля и даже встал на колени, чтобы рассмотреть фотографии обнаженных девушек на нижней стенке.
Когда он уходил из кубрика, снова никто не крикнул «Смирно!». На этот раз Паули, похоже, не заметил этого. Возможно, он увидел выражение глаз матросов.
Тайхман освободился в 17:00. Он тщательно вымылся, надел парадную форму и смазал волосы помадой, отчего они стали казаться темнее. Помаду из города принес Штолленберг и тихонько сунул ее в рундук друга.
Когда Тайхман поднялся на палубу для получения увольнительной, у трапа стоял Паули.