— Задержаны за нарушение порядка на улице, — вахмистр кивнул на детей. — Отправить с очередным транспортом!
— Слушаюсь! — козырнул аспирант.
Ушли полицаи, обрадовались Натан, Ефим и Семен. Свои дяди — евреи сейчас отпустят, и они убегут домой, к маме. Никогда больше не будут играть на улицах. Ушам не поверили, когда аспирант приказал полицейскому:
— Отвести в камеру!
Мечутся Натан, Ефим и Семен по маленькой камере, нажимают на дверь, хватаются за решетку окна.
Стучит Натан кулачками в дверь, истошно кричит:
— Золотые паны! Отпустите нас к маме, не губите. Никто не подходит, молчание еще больше пугает. Еще пуще, изо всех сил колотит Натан по двери, кричит что есть мочи:
— Золотые паны, отпустите нас к маме. Жить хотим! К маме, к маме, к маме!
И Ефим стучит кулачками в дверь, кричит вместе с братом:
— Жить хотим! К маме, к маме, к маме…
Рыдает Семен, исходит слезами, прижался спиной к двери, ножками барабанит, кричит:
— Мама!.. Мамочка!.. Мамочка!..
Подошел аспирант к полицейскому:
— Успокойте детей, их крики рвут мое сердце, невозможно работать.
Отдал честь полицейский, подошел к двери камеры:
— Тише, дети! Послали за мамой, скоро придет. Умолкли детишки, уселись на пол, ждут маму. Сами не поймут, почему так испугались. В полиции все дяди — евреи, с самого начала было ясно, что попугают и отправят домой. Почему же до сих пор нет мамы?
У входа во второй комиссариат еврейской службы порядка остановился грузовик. Вошел полицай в дежурную комнату, выясняет у вскочившего аспиранта:
— Какой сегодня улов?
— Неважнецкий! — говорит аспирант. — Шесть рыбешек, половина — плотва.
— И плотва пойдет в счет! — скалит полицай зубы.
Без верхней одежды Фира примчалась в полицию, когда автомобиль отъезжал. Сидящие на дне кузова дети не увидели маму, и она не увидела их. Видит полицаев, сидящих на доске за кабиной, услышала крик Натана. Бросилась за автомобилем, а он убыстряет ход, полицай манит пальцем. Бежит Фира за грузовиком, задыхается, руки протягивает, кричит что есть мочи:
— Остановитесь!.. Остановитесь!.. Отпустите моих детей!..
Умчался автомобиль, скрылся. Обессиленная вернулась в комиссариат, шатаясь, вошла в дежурную комнату. Аспирант Каннер вежливо приглашает присесть:
— Чем, пани, могу служить?
Не села, рыдает, рвет ворот платья.
— Где мои дети?
— Какие дети? — переспрашивает Каннер непонимающим тоном.
— Видела, как их увозили! — кричит сквозь рыдания Фира.
— Так это были ваши дети, — тяжко вздыхает Каннер. — Ужасно! — Еще раз тяжко вздохнул. — Ну почему вы не пришли чуть-чуть раньше?!
— Что с ними, где мои дети? — перед глазами Фиры все тот же автомобиль, увозящий на гибель детей.