Чувство это показалось Нине плохим. «Нельзя смирной быть, — уговаривала себя, — меня обидел, значит, я первая мириться не должна. Пусть поймет…»
Но в сердце уже простила Косте вину, верила, что не такой он, каким был вчера.
За едой Михаил коротко рассказал о Костиной квартире и о том, как догоняли «Перекоп».
— Молодец, смекнул, — похвалил дядя Пава. — А я ему покажу, где раки зимуют. Подумать только, до того напился, что о гонках забыл!
— Ну и что, немного через борт хватил, лишнее выпил, так сказать, — отозвался Сенька, зажав в одной руке булку, в другой кусок колбасы. — Дожили, новоселье справить нельзя.
— А ты тоже был? — сердито покосился дядя Пава.
— Был, — невозмутимо ответил Шутько. — А что?
— Ничего. Ты вот не забыл, точно явился.
— Я, уважаемый, что дела касается никогда не забываю. Делу — время, потехе, так сказать, час.
— Новоселье! — не успокаивался дядя Пава. — Воспитали «звезду» на свою голову, ежели по порядку, за такие штуки от гонок отстранять надо.
— От гонок… — вполголоса, больше самому себе, чем остальным, протянул Шутько. Внимательно глянул на спящего Костю, на дядю Паву. Глаза Сеньки на мгновение прищурились. Замолчал, задумался.
— Не кипятись, голуба, — успокаивающе заговорил Приклонский. — Парень молодой, здоровый, проспится, встанет, как встрепанный. Ты только перед гонками его не зуди, настроение ему не порть. К себе вернемся, тогда воспитывай.
— Ваше воспитание — плюнуть и растереть, — отрываясь от своих мыслей, снова вступил в беседу Шутько. — Пользы с него нет, не оно главное.
— А в чем главное? — полюбопытствовал Михаил, сидевший пообок дяди Павы.
— Главное? — повторил Сенька. Он был в хорошем настроении сегодня и заговорил о том, о чем обычно предпочитал помалкивать. — Главное успеха в жизни добиться, счастье, так сказать, за хвост ухватить.
— Ну, это ясно, только у каждого свое счастье, — возразил Филя-котельщик.
— Значит, ты о своем и думай, — посоветовал Сенька.
— А ты как думаешь? — не успокаивался Михаил.
— Зачем тебе?
— Понять хочу, что ты за человек.
Шутько пожал плечами:
— Человек, как все, понимать нечего.
— Вот, говорят, ты семилетку окончил, а дальше учиться не захотел.
Сенька презрительно глянул на него, с издевкой ответил:
— Ишаки пусть учатся, у них головы большие.
— Да нет, я серьезно.
— И я серьезно. Ты что — никогда ишака не видал? — посмотрел вокруг, надеясь, что слова его вызвали смех. Яхтсмены, прислушивавшиеся к беседе, молчали, лишь Приклонский хихикнул и сразу осекся под строгим взглядом дяди Павы.
— Ты слесарем шестого разряда был… — продолжал Михаил.