Но Кодзи — мой друг. Пожалуй, единственный.
— Спасибо, приду с удовольствием. Что захватить?
— Ничего, захвати себя.
Значит, цветы для мамы и пиво для папы.
— Я буду сразу после работы.
— О'кей, до встречи.
— До встречи.
Это время дня ассоциируется у меня с Мэлом Уолдроном [9]. Магазины закрываются рано. Хозяин овощной лавки заносит внутрь ящики с белым редисом, морковкой и корнями лотоса. Опуская ставни, замечает меня и сдержанно кивает. Он никогда не улыбается. Прогрохотал грузовик, и стайка голубей рассыпалась в разные стороны. Нотки «Одиночества» падают тяжело, словно камушки на дно глубокого колодца: играет Джеки Маклин [10], и столько печали и тяжести в звуках его саксофона, что им не подняться над землей.
Открывается дверь, впуская запах чистого, промытого дождем воздуха. Входят четыре старшеклассницы, но одна из них — совершенно, совершенно особенная. Она сияет и переливается, как квазар. Я понимаю, это звучит глупо — но что поделаешь, если она светится!
Три вертихвостки сразу бросились к прилавку. Хорошенькие, спору нет, но можно подумать, что все трое вылупились из одного яйца. Волосы одинаковой длины, губки одного цвета, одинаковые фигуры в одинаковой школьной форме. Одна из них — видимо, заводила — жеманным и капризным голосом требует последний хит, от которого сейчас балдеют все подростки.
Я не очень-то прислушиваюсь к ним. Я не умею описывать женщин, не то что Такэси или Кодзи. Но если вы слышали «После дождя» Дюка Пирсона [11] — то вот, четвертая так же чиста и прекрасна.
Она остановилась у окна и смотрит на улицу. Что ее там привлекает? Чувствуется, что она стесняется своих одноклассниц. Да и как может быть иначе! Она — такая живая и настоящая рядом с этими картонными куклами. Она живет настоящей жизнью, которая и делает ее такой настоящей, и мне хочется узнать эту жизнь, прочесть, как книгу. У меня появилось дико странное чувство. Точнее, я подумал… Не помню точно, что я подумал… Впрочем, вряд ли я думал вообще…
Она замерла и слушает музыку! Боится шевельнуться, чтоб не вспугнуть музыку.
— Так есть у вас этот диск или нет, я спрашиваю? — повысила голос вырезанная по трафарету девчонка. Наверное, нужно долго тренироваться, чтобы ваш голос зазвучал так противно.
Две другие захихикали.
У заводилы зазвонил телефон, и она вынимает трубку.
Я разозлился на девиц из-за того, что мешают смотреть на четвертую.
— Слушайте, наш магазин для коллекционеров. То, что вам надо, продается в ларьках с игрушками у метро.
Богатые девчонки из Сибуи — дворняжки, откормленные трюфелями. Девушки в баре у Мамы-сан — те вынуждены были пройти суровую школу выживания. Им нельзя потерять клиентов, нельзя потерять лицо, нельзя потерять себя. Да, жизнь оставила на них глубокие шрамы. Но они уважают себя, и это сразу видно. Они уважают друг друга. И я уважаю их. Они настоящие.