Во время этого обмена репликами на Аделу снизошло спокойствие. Как будто по зрелом размышлении ее постигло озарение, развеявшее внезапно сгустившийся вокруг нее мрак. Пальцы ее еще слегка дрожали, но голос, когда она заговорила, звучал на удивление ровно и даже дружелюбно.
— Я немножко научилась испанскому во время благотворительного турне по Южной Америке, — сказала она. — Могла бы вам помочь. Позвольте взглянуть?
— Разумеется, — сердечно ответил Смидли. Он всегда отвечал добром на добро. — Тут вот запись от 21 апреля, которую мне хотелось бы перевести. На полях против нее шесть восклицательных знаков.
Он протянул книжицу Аделе. Когда она взялась за нее, ее пальцы задрожали заметно сильнее. Она быстро направилась к двери, но Смидли, которого внезапно обуял безотчетный страх, остановил ее.
— Эй! Куда это ты?
Адела обернулась.
— Нельзя оставлять такую ценную вещь на виду. Я положу ее в сейф в просмотровой комнате.
— Нет уж. Пускай лучше останется у меня. Адела сбросила маску.
— А вот это у тебя не выгорит, — язвительно заявила она.
— Ты целых пять лет сидел у меня на шее, Смидли, и тебе давно пора внести хоть какой-то вклад в общие расходы по дому. Вот так вот.
— Но…
— Я сказала, — отрезала Адела. — Пятьдесят тысяч долларов. Неплохой взнос для начала. И, кстати, Вильгельмина, — продолжила она, переменив тему, — будь добра, пойди переоденься. Ты в этом наряде похожа на старьевщицу.
Грохот захлопнувшейся двери не смог заглушить крик, сорвавшийся с губ Смидли. Крик этот напоминал вой смертельно раненного хищника. Комментируя в беседе с Билл действия миссис Аделы Корк, обнаружившей, что кто-то вторгся в ее святая святых, он сравнил ее реакцию с поведением тигрицы, у которой украли детенышей. Сомнительно, однако, чтобы даже самая невротичная тигрица смогла вложить в мизансцену — говоря на языке киношников — столько неподдельной страсти, сколько ее сейчас продемонстрировал Смидли. Казалось, глаза его вот-вот выскочат из орбит, а к двум подбородкам добавился третий за счет вышедшей из пазов вставной челюсти.
Билл тоже проявила легкую обеспокоенность неожиданным поворотом дел.
— Черт подери! — сказала она. — Ну и террористка! Смидли рухнул на диван рядом с Джо.
— Средь бела дня! — как бы не веря самому себе, простонал он. Грудь его вздымалась, волнуемая праведным негодованием. — Я… я в «Лос-Анджелес экзэминер» напишу!
— Неудивительно, что эта женщина достигла впечатляющих результатов в эпоху немого кино.
— Нет, это выходит за всякие рамки! — вскричал Джо.
— Может, для кого другого рамки и существуют, но не для нее, — отозвалась Билл.