Тут, по-видимому, Суходолин заснул, и надолго. Потому что, когда открыл глаза, окна были темны, а на столе горела маленькая лампада. Человек, всё ещё незнакомый ему, сидел на том же чурбачке у печи. Дрова, видно только что положенные, разгорались, и пламя бросало отсветы на задумчивое лицо. Суходолин только теперь по-настоящему разглядел своего спасителя. Высокий, сухощавый, лицо обветренное, с запавшими щеками, в густых волосах седина. Однако — не стар, возможно даже ровесник ему, тридцатилетнему. Глаза серые, под цвет этого холодного моря, выражение лица сосредоточенное. Тёплая куртка, в которой он плыл, тоже сушилась, он сидел в одной холщовой рубахе и грубых брюках, заправленных в сапоги. Однако, несмотря на простонародную одежду, это был человек не низкого сословия, отнюдь! Суходолин всё больше убеждался в этом.
Он не захотел, чтоб его кормили, как младенца, и, превозмогая слабость и боль во всех суставах, сел к столу. Правда, поел совсем немного каши с наструганной в неё сушеной рыбой. Пришлось признаться, что сидеть ему трудно, и он вернулся к лавке, где уже было приготовлено что-то вроде постели.
— А вот этот чай выпейте, даже если не хотите. — Незнакомец принёс ему в кружке дымящейся, пахучей, тёмного цвета жидкости. — Не обессудьте, буду будить и давать вам этот напиток каждые два часа.
— Что с того, что я скажу, что благодарен вам! Слова так бессильны! — Суходолин выпил и блаженно откинулся на подобие подушки. — Но мы до сих пор не знакомы. Я — Василий Суходолин, офицер артиллерии.
Незнакомец никак не отреагировал на его знаменитое имя. Видимо, не связал с именем военного министра. Немного помолчав, он назвался:
— Александр Коринцев.
И дальше ничего. Но Суходолин хотел всё знать о своём спасителе.
— Ведь вы не помор?
— Нет.
— И не крестьянин? Я не ошибаюсь: вы — человек образованный? Возможно, дворянин?
Коринцев, вновь присевший у печи, какое-то время смотрел на Суходолина — долго и пристально. Потом чуть заметно кивнул:
— Вы не ошибаетесь.
— Тогда почему же на рыбацком баркасе, один в море? Ведь не рыбу же вы вышли ловить, не на прогулку!
Впервые Коринцев широко улыбнулся.
— Не-ет! — протянул как будто даже весело. — Хотя, конечно, можно назвать и прогулкой. Такой развлекательной прогулочкой из Кеми в Норвегию.
— В Норвегию? — удивился Суходолин. — Зачем?
— Видите ли, господин офицер, я — каторжник. А на сегодняшнее состояние — беглый каторжник…
К побегу Александр Коринцев стал готовиться с первых же месяцев каторги. Потому что не допускал даже мысли о том, что всю оставшуюся жизнь проведёт в этих бараках, под конвоем, занимаясь рубкой леса — изо дня в день! — и глядя только лишь на мрачные лица таких же заключённых, как он. И даже сказанные через три года слова начальника: «Ты, Коринцев, самый толковый из всех, не лентяй и поведения безупречного. Старайся, искупай вину, и глядишь, лет через пятнадцать, а то и раньше заменят тебе бессрочку поселением. Я тоже буду ходатайствовать», — не вдохновляли его.