Одновременно протестанты-фанатики закрывали русские церкви, дошло дело до русского погрома.
Ливонские же рыцари совершенно выродились, их состояние было несравненно хуже, чем во времена Грюнвальда. Легко счесть, что это поляки или западные русские злорадно описывают педерастию, пьянство, патологические пороки своих злейших врагов. Но в том-то и дело, что вовсе не славяне описывали упадок Ордена. И в немецкой литературе, и в немецкой народной поэзии XVI века московское нашествие изображалось как наказание, посланное Богом за грехи. Грехи были.
Себастьян Мюнстер в своей «Космографии» 1550 года очень мрачно описал состояние дел в Ливонии. Разнузданные пиры, окруженные нищими и калеками замки, полные роскошных вещей и хорошей еды.
Тильман Анверский описал нравы высшего орденского духовенства, окруженного наложницами и незаконными детьми.
Раздираемая протестантизмом Риги, Ревеля, Мамеля… всех крупных торговых городов, Ливония судорожно ищет, куда бы ей прислониться. А союзников — нет, и неудивительно. И Польша и Великое княжество Литовское, и Новгород, и Московия только ждут, когда можно будет поживиться за счет издыхающей Ливонии.
Сначала чаша весов склоняется к Польше… Потом пересиливает страх перед Польшей, потому что она пытается заключить договор с Литвой, а значит, растет и усиливается, грозит проглотить бедную Ливонию.
С Московией заключается Договор 1551 года, которым Ливония фактически ставит себя в положение вассала.
Но в 1557 году Сигизмунд-Август II, король Польши и Великий князь Литовский, вмешался в борьбу между Ливонским орденом и архиепископом Рижским, заставил заключить в Посволе военный союз между Литвой и Ливонией.
Разумеется, этот договор категорически противоречил договору с Московией 1551 года.
И тогда по приказу Ивана IV Адашев попросту отыскал предлог. На основании договора 1551 года Московия потребовала от Дерптского епископства уплаты дани… Когда-то ливонские землевладельцы спорных областей между Ливонией и Псковом должны были внести 10 фунтов меда с каждого владельца. Потом, с исчезновением лесов, должны были платить деньгами.
Долг был давно забыт. Долг был не Москве, а Пскову. Но какое это имело значение?! Царь Иван хотел воевать, и плевать он хотел на законность. Годилось все, годились любые предлоги, лишь бы воевать. Московия вспомнила об этой дани, начислила большую пеню за все годы… Епископ Дерпта затягивал переговоры, как только мог, надеясь на помощь от германских князей.
— Если вы не хотите дать денег царю, царь сам придет за ними, — по легенде, так сказал посол Ивана IV, боярин Терпигорев.