***
Сергей проснулся, как обычно, за пять минут до звонка будильника. Он и сам не понимал, каким образом это ему удается, но практически каждое утро на протяжении многих лет опережал противный зуммер дряхленьких настольных часов ровно на пять минут. Тем не менее, каждый вечер непременно вновь и вновь заводил будильник, уверенный в том, что его звонок ему, как всегда, не понадобится. Заводил на всякий случай: а вдруг проспит, а вдруг в этот раз не проснется вовремя, и тогда Ира опоздает на работу. А ей опаздывать никак нельзя — негоже начальству опаздывать. Задерживаться можно, а вот элементарно проспать и из-за этого опоздать — никак не годится.
Прошел в ванную, умылся, тщательно выбрился — жена не любит небрежности. Вернулся в спальню.
— Вставай, милая, пора.
Нежно поцеловал обнаженное плечо жены, выглядывающее из-под одеяла. Знал — Ира терпеть не может резкий звон будильника. Зато после нежной 'побудки' просыпается радостная и бодрая.
Еще не открыв глаза, Ирина сладко потянулась и улыбнулась. У Сергея защемило сердце: до чего же она у него хороша! Даже сейчас, еще не совсем проснувшаяся, с припухшими после сна глазами, с заломившимся на бок коротким ежиком волос, и морщинкой от подушки, разрезавшей щеку пополам.
Может, не настолько красива, сколько… Сергей задумался, подыскивая подходящее слово. Родная. Вот. Вот то единственное слово, которое ассоциировалось в его мозгу с женой. Именно родная. Его не вдохновляла ее красота — он даже не был уверен, что она у него красива. Красота в его понятии — нечто возвышенно-прекрасное, нереальное, почти неживое, и уж, по крайней мере, непременно чужое и холодное.
Ирина же привлекла некогда его внимание даже не миловидностью, а естественностью. Вернее, вначале была боль.
Сергей усмехнулся про себя. Он обожал вспоминать их знакомство. Боль давно прошла, остались шутки-прибаутки о том, как она заехала ему 'кулаком прямо в мужскую душу', веселые подколки, и… тихая радость, что когда-то ему 'не посчастливилось' подставить себя под удар незнакомке. Все эти годы радость сопровождалась страхом: а что, если бы не он оказался тогда крайним справа, а Олег или Володька. Что, если бы Ира заехала кулаком не в его 'мужскую душу', а в Вовкину? Означало бы это, что теперь она была бы Володькиной женой, а он, Сергей, так и остался бы на обочине жизни, и мыкался по сегодняшний день один, неприкаянный?
Мысли роились в голове независимо от того, чем занимались руки-ноги. Тело в это время жило своей жизнью, привычно суетясь в поисках чистых носков и рубашки, выставляло загодя из холодильника сливочное масло к завтраку, чтобы немножко подтаяло, будило Маришку в школу.