Но не только из-за сбежавших поклонников злилась Ира на Ларису. Назойливость подруги раздражала. Частенько хотелось отделаться от нее раз и навсегда. Тем не менее, как бы это ни было противно, а терпеть ее общество Ирина в общем-то привыкла.
Куда хуже то, что она чувствовала: когда-нибудь Лариска заставит ее плакать по-настоящему. Не давала покоя мысль, что подруга может предать в любую минуту. Сейчас она улыбается и преданно заглядывает тебе в рот, а завтра, не моргнув глазом, сотворит такую подлость, что потом сама же будет сокрушаться: как же она могла сделать подобное. Не иначе, мол, бес попутал, и будет вымаливать прощения, не отрывая от Ириных глаз взгляда побитой собаки.
Такое уже было. И не один раз. Но все дурные Ларискины выходки побила одна, самая подлая, самая мерзкая. Сколько лет прошло, а до сих пор Ирине было тяжело вспоминать десятый класс. Негодование и гнев душили изнутри, призывая к мести или хотя бы к адекватному наказанию.
В детстве она была обыкновенным ребенком, без особых талантов. Неземной красотой среди ровесниц тоже не выделялась. Однако переходный возраст принес с собой не только головную боль для родителей, но и нескончаемую радость для самой Иры — плавно, незаметно для себя и окружающих, она превратилась в настоящую красавицу. В то же время красота ее была вполне земной. По крайней мере, нимб над ее головой не засветился. Обычная симпатичная девушка. Быть может, чуть симпатичнее других. А может и нет.
Из массы сверстниц ее прежде всего выделял рост. Она и раньше не была маленькой: с первого класса возглавляла на физкультуре строй девочек. Если в начальной школе это было предметом некоторой гордости — она уже большая! — то к старшим классам стало приносить небывалые моральные страдания: она каланча, уродина. Теперь же Ира перестала быть просто высокой и худой нескладушкой. Худоба приобрела плавность очертаний. Лицо, резковатое и неяркое в недавнем прошлом, тоже претерпело некоторую метаморфозу. Черты вроде те же, тот же овал, те же глаза, губы. А все вместе — другое. Будто и не Ирочка Комилова в зеркале отражается, а миленькая японочка со старого календаря, который много лет висел у них сначала дома, потом на даче, а выбросить его все не поднималась рука — так необыкновенно хороша была юная барышня с зонтиком на бамбуковых спицах, так приятно было смотреть на ее чистое лицо. Теперь Ира, вглядываясь в свое отражение по утрам, отмечала нежность кожи с бархатистостью персика и молочностью оттенка, притом что никогда не считала себя белокожей. Но смуглость ее была теперь словно прикрыта полупрозрачной органзой, которая, не делая кожу более светлой, все же смягчала интенсивность природного оттенка. Извечную мальчишечью стрижку сменило длинное каре.