А Лариска наседала:
— Ты четыре месяца один. Кто ж такое выдержит? Ничего, Серенький. Я тебя не осуждаю. Мы взрослые люди, к тому же не чужие. В этом нет ничего постыдного, поверь мне. Я же вижу, как ты этого хочешь…
Ему уже отступать некуда — спиной уткнулся в стену. Лариска воспользовалась этим: приблизилась вплотную, зашептала прерывисто:
— Я чувствую это даже через ткань брюк… Не стесняйся, Серенький, меня не надо стесняться. Ты можешь сделать это со мной. Я никому не скажу. Я хочу тебе помочь. Я — твоя скорая помощь, я всегда буду рядом…
Настойчивые руки уже расстегивали его брюки. Отступать некуда — сзади стена, впереди Лариска. И ее руки, наглые вездесущие руки…
— Прекрати! — истерически заорал Сергей. Мужика такой крик не красит, но сейчас ему было наплевать на это. — Немедленно прекрати!
Резко оттолкнул Лариску — та едва не упала. Жаль, что не упала. В эту минуту ему действительно было жаль.
Он вернулся к стулу. Застегнул молнию, потуже затянул ремень.
— Прекрати, слышишь? Прекрати, — повторил тише, все еще не придя в себя от пережитого шока. Ничего себе — едва с Лариской не переспал!
— Да что с тобой, Сережа? — закудахтала та, останавливаясь перед ним столбом.
По крайней мере, руки к нему уже не тянет — и то хорошо. Русаков перевел дух, и присел на стул.
— Я просто делала тебе массаж. Ты же знаешь — я всегда делаю то, что ты хочешь. Сначала ты хотел массаж — пожалуйста, мне не сложно. Потом захотел большего — ну что ж, на то и друзья, чтобы помогать в трудную минуту. Что случилось-то? Чего ты испугался? Думаешь, я хочу тебя прибрать к рукам?
Она нервно хихикнула, а Русаков едва удержался, чтобы не кивнуть согласно: думаю, именно так и думаю!
— Не бойся, в загс не потащу, — продолжила она оправдываться. — Я хотела тебе помочь. Ты четыре месяца один — мужику-то без бабы, поди, не сахар? Что ж я, не понимаю? Прекрасно понимаю. Это не говорит о твоей распущенности. Это всего лишь физиология. Тебе это нужно. Для здоровья. Сам посуди — не пойдешь же ты ради здоровья на Тверскую? Это как раз чревато обратными последствиями.
До Тверской он еще не докатился. И не докатится. Однако Лариска права — четыре месяца одному и в самом деле не сахар.
— А мне совсем не тяжело. Я же забочусь о своей матери? Забочусь. И о Маришке забочусь, и о тебе. Мне это не составит труда, не стесняйся! Для меня главное, чтобы вам было хорошо. Чтобы вы были живы-здоровы. Неужели ради твоего здоровья я не пожертвую такой малостью?
'Малостью'? Для тебя, может, и малость переспать с кем попало. А Русаков себя не на помойке нашел.