— Гад, козел! Ты, ты во всем виноват! Ненавижу! Слюнтяй, маменькин сынок! Ты, ты! Откуда ты взялся на мою голову? Откуда взялась та дрянь? Ты, вы… Вы оба: ты и Лариска — сладкая парочка идиотов! Ты, ты…
Словно дьявольская сила подхватила ее с дивана, бросила к креслу, в котором развалился Черкасов. Она била его руками по голове, но удары получались слабыми: она едва дотягивалась до его головы. Тогда Ира стала пинать его по ногам, по коленям:
— Ты, ты виноват! Вы оба!
Видимо, удары по ногам оказались весьма болезненными — Черкасов вскочил из кресла. Воспользовавшись этим, Ира стала молотить его кулаками, что было мочи:
— Ты, ты, ты!!!
Внезапно запал пропал, будто чаша гнева опустела. Ирина растерянно посмотрела на гостя, на свои руки. Закрыла ладонями лицо и заплакала.
Теперь уже он воспользовался преимуществом. Прижал ее к себе, стал покачивать, словно убаюкивая, легонько поглаживая по спине:
— Ччч…
Он не торопил ее, не успокаивал. Просто давал выплакаться. И Ира плакала. Плакала, как малолетнее дитя, выплескивающее обиду на дверь, прищемившую пальчик.
— Ччч…
Всхлипы становились реже. Когда они уже почти стихли, Черкасов отстранился от Ирины, заглянул в ее лицо. Улыбнулся ласково:
— Уууу, макияжик-то наш поплыл, — снова притянул к себе и поцеловал.
Поцелуй был не любовный — скорее отеческий. Хотя невинным тоже не был.
Ира не удивилась. Не возмутилась. Мысль о сопротивлении даже не пришла в голову. Напротив — показалось, что именно это ей нужно сейчас. Его поцелуй. Утешающий. Несущий в себе посыл: жизнь продолжается.
Она уже размякла, готовая к большему. Однако поцелуй оказался несуразно-коротким. Можно сказать — оскорбительно коротким. Ира опомниться не успела, как почувствовала, что стоит одна посреди комнаты. Открыла глаза — а Черкасов уже выходит из комнаты. Зачем, куда? Почему теперь? Теперь, когда…
— Вадим?
Он оглянулся. В глазах — ни грамма насмешки. Лишь теплота и забота:
— Жить будете. Вот теперь я могу оставить вас в покое.
Что это? И он так просто уйдет? Да, она просила оставить ее в покое. Но ведь это было еще до того, как…
Уже громко щелкнул, открывая дверь, ригельный замок, но спустя мгновение веселая физиономия Черкасова снова заглянула в комнату:
— Я буду настаивать на составлении брачного контракта. Если уж вы назвали меня альфонсом, то остальные тем более так подумают. А мне вашего не надо.
И снова исчез. Снова щелкнул ригель, ставя жирную точку на визите неожиданного гостя.
— Наглец, — уже не так уверенно произнесла Ирина. И впервые за долгое время улыбнулась.