— Если вы с Роханом братья, — сказала Уин, — то ты наполовину гаджо. Как и он. Ты об этом сожалеешь?
— Нет, я… — Он замолчал, размышляя. — Я не был так уж сильно удивлен. Я всегда чувствовал, что я цыган и… кто-то еще.
И Уин поняла то, о чем он предпочел умолчать. В отличие от Рохана он не был готов принять иную сторону своей личности, ту громадную часть себя, которая до сих пор оставалась нереализованной.
— Ты собираешься поговорить об этом с семьей? — тихо спросила она. Зная Меррипена, она могла ожидать, что он не захочет ни перед кем открываться, пока не обдумает все возможные последствия своего поступка.
Он покачал головой.
— Сначала надо найти ответы на кое-какие вопросы. Например, почему наш отец хотел нас убить.
— А он хотел вас убить? Боже, зачем?
— Мне кажется, что это как-то связано с вопросом о наследстве. У гаджо все обычно сводится к деньгам.
— Какой ты желчный, — сказала Уин, крепче взяв его под руку.
— У меня есть на то причины.
— У тебя также есть причины быть счастливым. Сегодня ты нашел брата и узнал, что наполовину ирландец.
На этот раз она действительно его развеселила.
— И это должно сделать меня счастливым?
— Ирландцы — замечательный народ. И я вижу в тебе ирландские черты: твоя любовь к земле, твое упорство.
— Моя любовь к дракам.
— Да. Ну, возможно, эту черту тебе следует в себе подавлять.
— Будучи наполовину ирландцем, — сказал он, — я должен бы лучше уметь пить.
— И быть куда разговорчивее.
— Я предпочитаю говорить лишь тогда, когда мне есть что сказать.
— Хм. Это не характерно ни для цыган, ни для ирландцев. Возможно, в тебе есть еще какая-нибудь кровь, о которой тебе только предстоит узнать.
— Господи, надеюсь, что нет. — Но он уже улыбался, и Уин почувствовала, как по телу растекается приятное радостное тепло.
— Это первая настоящая улыбка, которую я увидела на твоем лице, с тех пор как вернулась, — сказала она. — Тебе следует чаще улыбаться, Кев.
— В самом деле? — тихо спросил он.
— О да. Улыбаться полезно для здоровья. Доктор Харроу говорит, что жизнерадостные пациенты выздоравливают быстрее, чем угрюмые.
При упоминании доктора Харроу улыбка исчезла с лица Меррипена.
— Рамзи сказал, что ты с ним сблизилась.
— Доктор Харроу — друг, — осторожно сказала она.
— Только друг?
— Пока да. Ты стал бы возражать, если бы он решил за мной ухаживать?
— Конечно, нет, — пробормотал Меррипен. — Какое право я имею возражать?
— Никакого. Если только ты не заявил права на меня первым, чего ты, разумеется, не сделал.
Она почувствована происходящую в нем внутреннюю борьбу. Логика требовала оставить эту тему, но он не смог справиться с эмоциями.