Но куда и зачем их могли уволочь ринтарцы… Столица велика, укромных мест в ней уйма, людей – под сотню тысяч, дар путника тут бессилен, как нюх охотничьей собаки посреди рыночной площади: слишком много следов перекрывают нужный. Опять-таки – можно привлечь тайную службу с доносчиками среди нищих и воров, в конце концов разыщут нору чужаков… Однако будет слишком поздно.
Нору.
– Где моя корова? – Саврянин вскинул голову, приняв решение.
– Сейчас приведут, господин, – обрадовался хозяин: съезжает!
Но Альк, дождавшись коровнюха со Смертью, только снял с седла длинный сверток, а животное велел отвести обратно. Еще и денег за постой дал.
Вернувшись в комнату, белокосый замкнул дверь и на всякий случай подпер ее стулом. Окно, напротив, распахнул. На пыльном в разводах подоконнике отчетливо отпечатались Рыскины ладошки. Альк пригляделся – разводы были паутинкой крысиных следов.
– Отлично, – пробормотал он далеко не радостным голосом, смахивая пыль и хлопьями обтрясая ее с руки.
Взобраться на крышу не составит труда, дома стоят плотно. Однако вылезать прямо сейчас саврянин не стал, отошел к постели. Надел перевязи с ножнами, покрепче затянул ремни. Переплел косы. Проверил шнурки на башмаках, пояс – не хватало еще, чтоб развязались в самый важный момент!
И сел на пол, прислонившись спиной к кровати и запрокинув голову на ее край.
Каким, однако, ценным даром наделила его Хольга – точно знать, глупость ты совершаешь или нет! Знать – и все равно сворачивать под указатель: «Только для полных идиотов». Альк горько усмехнулся. А Рыска-то была права! От его умения играть на гитаре оказалось куда больше проку. Удовольствия так точно.
Несколько щепок саврянин смотрел на закопченный потолок, заставляя себя сосредоточиться на одной-единственной мысли, чтоб она уж точно из головы не вылетела, – а потом закрыл глаза.
* * *
Разбойник дунул на горящую лучинку. Огонь погас, но острый кончик продолжал ярко тлеть.
– А как ты запоешь… – лучина медленно приблизилась к лицу Жара, – если эта штучка воткнется тебе в глаз?
Когда крохотный уголек очутился прямо напротив зрачка, вор не выдержал и зажмурился. Живо вспомнился дохлый шош с кровавой слизью в глазнице.
– …а если хорошенько нажать, то и в мозг…
Вор уже веком чувствовал (или мерещилось?) исходящее от лучины тепло. Героем он себя никогда не считал, но выбора не оставалось. Как только похитители узнают все, что их интересует, они тут же убьют пленника. Вопрос только во времени, когда этот вариант покажется Жару предпочтительнее.
– Да, может, он и впрямь ничего не знает, – лениво бросил от стола другой разбойник. Еще двое сосредоточенно чавкали, расправляясь с копченым окороком. Из темно-красного мяса уже наполовину торчала обскобленная ножами кость.