— Замерзли? — За моей спиной стоял майор Соловьев. — Должен вас поблагодарить за ночную беседу в обслуживающем подразделении. Конечно, у вас не было времени подготовиться, но вполне хорошо получилось.
— Ну, знаете, товарищ майор, они мне больше рассказали.
— Ничего, ничего. А теперь выступите с докладом. Через три дня Новый год, вот вы и доложите об итогах военного года. Материал вам подберет Величко.
Комиссар — по старой памяти я называл его комиссаром — смотрел внимательно, глаза у него были чистые и доброжелательные. Я сказал:
— Есть, товарищ майор.
Может быть, я не должен был соглашаться, но я так сказал. Мне не следовало доверять такого доклада.
Нелепо, что я дал слово, но если уж дал — надо держать. Я сказал, что зайду за литературой.
Мы еще немного прошли вместе, потом я свернул в столовую, потому что был второй час.
В столовой народу немного. Вот и стол командиров эскадрилий. Люба подбирает для него лучшие ножи и вилки и тарелки с синим ободком. На столе зимой всегда бумажные цветы.
Приборы ждут тех, кто улетел, чистые, свежие, холодные.
Приборы ждут...
Люба принесла суп. Я почему-то вспомнил, что через три дня Новый год, и сказал ей об этом.
Люба взглянула удивленно. Ей было странно, что можно забыть о таком дне.
И мне тоже немного странно: вот и Новый год, новая обстановка. А я три месяца не писал Вере. Когда же я соберусь с силами и напишу?
Но мне некогда думать об этом, потому что и здесь, в столовой, слышно, как возвращаются самолеты. Я быстро кончаю свой обед без летного компота и спешу на аэродром. Мне хочется взглянуть, как возвращаются с учебного мои мальчики, узнать, как бомбил Булочка. А фотографы должны бы уже прилететь.
У «Т» садятся самолеты — первый, второй, третий. Все!
Вот и фотографы вернулись — один, два... Третьей машины нет.
Так. Третьей машины нет. Но беспокоиться еще рано. Я всматриваюсь в самолеты. Кто не прилетел? Не было голубого.
Теперь можно взглянуть на часы.
В запасе еще сорок минут, но зачем же Калугину лететь сорок минут?
Я подошел к летчикам второй эскадрильи.
Шел очень знакомый разговор. Нетрудно было понять, что задание выполнено и фотографии должны получиться очень хорошие: каждый кустик был виден на снегу.
Потом, как всегда, говорили об огне, о заходе на цель и, как всегда, кто-то сказал: «Посмотрели бы на мое правое крыло — решето!» Еще кто-то говорил о пробоинах.
О Калугине спрашивали все.
— Я не видел его, — сказал правый ведомый. — Сначала капитан шел впереди, а когда стали ложиться в обратный, он отстал.
— Тут был сильный огонь, я ушел в облака, — сказал командир второго экипажа.