Несколько минут спустя появился высокий, безупречно одетый генерал-лейтенант СС. Он представился начальником штаба Гиммлера Хейнцем Ламмердингом и непринужденно объяснил, что рейхсфюрер «занят на очень важном совещании» и «пока его нельзя беспокоить». Вежливый, но сдержанный, Ламмердинг не пригласил Хейнрици подождать в его кабинете и не выказал никаких обычных знаков гостеприимства. Развернувшись на каблуках, он оставил Хейнрици и фон Била ожидать в холле. Никогда еще за все годы пребывания в высших чинах с Хейнрици не обращались так бесцеремонно.
Он терпеливо ждал пятнадцать минут, затем тихо обратился к фон Била:
— Пойдите к этому Ламмердингу и скажите, что я не намереваюсь сидеть здесь ни одной минутой дольше. Я требую встречи с Гиммлером немедленно.
Через несколько секунд Хейнрици провели по коридору в кабинет Гиммлера. Гиммлер стоял у своего письменного стола. Среднего роста, коротконогий, его ноги были гораздо короче торса (один из его штабистов назвал их «задними ногами быка»). Маленькие ладони, мягкие и женственные, с длинными пальцами. Узкое лицо, скошенный подбородок, прищуренные глаза за стеклами очков в простой тонкой стальной оправе, маленькие усики, тонкие губы. Хейнрици бросилось в глаза, что кожа Гиммлера «бледная, обвисшая и пористая».
Гиммлер подошел к Хейнрици, пожал ему руку и сразу же пустился в длинные объяснения.
— Вы должны понять, — начал он, беря Хейнрици под руку и подводя его к креслу, — что мне было очень трудно принять решение покинуть группу армий «Висла». Однако, как вы безусловно знаете, у меня так много постов, так много работы… и к тому же я неважно себя чувствую.
Усевшись за стол, Гиммлер откинулся на спинку стула.
— Сейчас я обрисую вам ситуацию. Я приказал принести все карты, все доклады.
Вошли два солдата СС — стенографист и посыльный с большой стопкой карт, а за ними два штабных офицера. Хейнрици с радостью отметил про себя, что офицеры в форме вермахта, а не СС: генерал-лейтенант Эберхард Кинцель, заместитель начальника штаба, и полковник Ганс Георг Айсман, начальник оперативного отдела. Хейнрици особенно обрадовался Айсману, которого знал как исключительно компетентного штабного офицера. Ламмердинг отсутствовал.
Гиммлер подождал, пока все рассядутся, и начал трагическую речь, полную самооправданий. Хейнрици вспоминал, что «он начал с Адама и Евы», а потом пустился в такие мутные объяснения, что «ничего из сказанного им не имело смысла».
И Кинцель и Айсман знали, что Гиммлер может говорить так часами. Через несколько минут Кинцель покинул компанию под благовидным предлогом «неотложных дел». Айсман наблюдал за Гиммлером и Хейнрици, мысленно сравнивая их. Хейнрици, «стойкий, седовласый, старый солдат, серьезный, подтянутый, невысокий человек, для которого вежливость — дело само собой разумеющееся», и Гиммлер, штатский выскочка, «который не умел читать карты», дико жестикулирующий, «снова и снова напыщенно упоминавший самые незначительные факты».