— Жизнь, — вполголоса ответила Харпер, задумчиво глядя в сторону аббатства. — Это называется жизнь. Бернард.
— Жизнь, — передразнил он. — Теперь, когда Яго смылся с концами, ты, конечно, не в состоянии придумать что-нибудь получше.
Харпер едва заметно кивнула.
— Он делает свое дело, — пробормотала она. — Я — свое.
Какое-то время оба молчали. Там, в тени аббатства, в предрассветной дымке, в тающем свете луны София подняла голову, и Шторм приник к ее губам долгим нежным поцелуем.
Харпер мечтательно улыбнулась:
— Кстати, я бы не сказала, что так уж и «с концами». Не совсем. Остались его люди. Вряд ли все они будут ему верны. Наконец, у нас тоже есть связи в полиции. Триптих уничтожен, и — если я не ошибаюсь — обстоятельства складываются таким образом, что наша «птичка» вскоре будет вынуждена вспорхнуть.
Бернард лишь закатил глаза и покачал головой.
Харпер рассмеялась и похлопала его по плечу.
— Выше нос, малыш! Охота только начинается. — И с этими словами она зашагала прочь, к буковой аллее, оставляя за собой тонкий, ажурный шлейф табачного дыма.
Бернард постоял еще минуту и пошел за ней.
Ричард Шторм обернулся и заметил удаляющихся от дома Харпер и Бернарда.
Он крепче прижал к себе Софию, отдавая ей тепло своего тела и упиваясь ее теплом. Ветер гнал последние клочья тумана. Шторм провожал взглядом худенькую, тщедушную фигурку Харпер Олбрайт — с ее неизменной тростью, в манто и широкополой шляпе — и стройную, поджарую фигуру сопровождавшего ее юноши.
Он держал Софию в объятиях и смотрел им вслед до тех пор, пока их силуэты не растаяли в зыбкой дымке.
Занавес опустился.