Рассвет застал его в кресле — скорчившегося, осунувшегося, дрожащего.
Через несколько дней ему выпало дежурство в ночном патруле. Он обрадовался — со времени памятного сна самый вид постели был ему неприятен. Уж лучше провести ночь в седле, с оружием в руках, нежели снова бороться с предательским желанием оставить светильник гореть до утра!
Дежурили впятером — Эгерт, чьё лейтенантство делало его начальником патруля, Карвер, Лаган и ещё двое совсем молодых, лет по шестнадцать, гуардов.
Патруль был необходимой частью ночной жизни Каваррена — любой лавочник заявлял не без гордости, что спит спокойно, когда слышит под окнами перестук копыт и голоса караульных. До настоящего дела доходило редко — то ли в Каваррене было недостаточно ночных разбойников, то ли разбойничали они на тихую, то ли попросту опасались — господа гуарды не шутят…
Получив, как обычно, напутствие от капитана, господа гуарды выехали — Эгерт с Карвером впереди, за ними Лаган и юные Оль с Бонифором. Покружив по улочкам вокруг ратуши, двинулись к городским воротам; одно за другим гасли окна, отовсюду слышался скрежет задвигаемых засовов и лязг захлопывающихся ставен. Трактир у ворот не спал; кавалькада повертелась перед широкой дубовой дверью, раздумывая, не зайти ли на минутку проведать хозяйку, повелевающую славными Итой и Фетой. В конце концов долг взял верх над соблазном, и патруль уже собирался продолжать свой путь, когда из дверей трактира, пошатываясь, выбрался пьяный.
В темноте да во хмелю гуляка не имел ни рода, ни звания — не разобрать даже, аристократ ли, простолюдин… Весело гикнув, Карвер направил на него лошадь; разогнавшись чуть не во весь опор, поднял скакуна на дыбы перед самым лицом обомлевшего пьяницы, не задев беднягу, но обдав его горячим конским дыханием и перепугав при этом до полусмерти. Гуарды засмеялись; издав странный сдавленный звук, пьяница сел на мостовую, а Карвер, довольный, вернулся в ряды товарищей, всё поглядывая на Солля — когда-то именно Эгерт выучил приятеля этой шутке.
Двинулись дальше; город лежал во тьме, и только факелы в руках патрульных да редкие звёзды в просветах среди туч кое-как освещали чёрные фасады спящих домов. Ехали молча; под копытами лошадей звякала мостовая, и Эгерт, которому неприятно было глядеть на пляску теней вдоль улицы, взялся смотреть вниз, на истёртые камни.
Проплывающая внизу мостовая вдруг показалась ему рекой во время ледохода — булыжники беспорядочно толпились, пёрли друг на друга, вздымая острые края, будто ожидая жертвы. Похолодев, Эгерт понял вдруг то, чего не осознавал раньше; он понял это и сам поразился своей былой слепоте. Камни мостовой были враждебны, смертельно опасны, и человек, упавший на них с высоты, хотя бы и со спины лошади, был почти обречён.