Да, это была сущая правда: рука у меня, от самого запястья, распухла и вздулась, словно наносила удары страшной силы.
Что же делать?
Хотя он и убеждён в моём сумасшествии, мне необходимо было рассказать ему всё.
Я сел возле его кровати и изложил ему историю свои мучений с самого начала.
Да, я рассказал ему всё, рассказал в таких выражениях, пыл которых победил бы неверие самого закоренелого скептика. Во время рассказа руки у меня дрожали.
— Она презирает и вас, и меня! — воскликнул я. — Вчера вечером она отомстила сразу нам обоим. Она не могла не видеть, как я ушёл с бала, и вас, я знаю, она также видела. Ей известно, сколько времени вам понадобится, чтобы вернуться к себе. И тогда-то она и пустила в ход всю свою преступную волю. О, раны, нанесённые вашему лицу, — сущая малость в сравнении с теми, что нанесены моей душе.
Мой рассказ потряс его. Правда моих слов была неоспоримой.
— Да, да, — в задумчивости проговорил он. — Она видела, как я покинул зал. Я знаю, она способна на такое. Но возможно ли, чтобы она впрямь довела вас до этого? Невероятно! И что вы собираетесь теперь делать?
— Положить этому конец! — вскричал я. — Я доведён до последней крайности. Сегодня я только честно предупрежу её, а в следующий раз говорить не стану, а буду действовать
— Не действуйте опрометчиво, — предупредил он.
— Опрометчиво? — вырвалось у меня. — Опрометчиво для меня теперь только одно: медлить хотя бы минуту!
Выпалив это, я бросился вон из комнаты.
И вот я на пороге события, которое может перевернуть всю мою жизнь.
Примусь за дело сейчас же.
Сегодня я добился серьёзного результата: хотя бы одного человека мне удалось убедить в реальности чудовищных козней, жертвой которых я стал.
И если случится худшее, то этот дневник покажет, до какой крайности я доведён.
Вечером. Когда я пришёл к Вильсону, меня немедленно провели, и я нашёл его в обществе мисс Пенелосы.
В течение получаса мне пришлось выслушивать его шумную болтовню по поводу недавнего исследования им действительной природы спиритических стуков. За всё это время ни негодяйка, ни я не проронили ни слова. Мы лишь неприязненно глядели друг на друга.
В её взгляде читалось злорадство. Она же в моём, думаю, читала ненависть и угрозу.
Я уже начал терять надежду, что мне удастся перемолвиться с ней хоть словом, когда Вильсона вдруг позвали, и он покинул комнату. На несколько минут мы остались с глазу на глаз.
— Итак, профессор Джилрой, — сказала она с присущей ей горькой улыбкой, — или, вернее сказать, просто господин Джилрой, как поживает после бала ваш друг Чарльз Сэдлер?