— Имею специально для тебя, генацвале, кавказскую загадку. Один очень бедный имеретин слишком рассердился. Пошел утром в Квирилы в казначейство, что-то там сделал — двести тысяч рублей в руках! Сложил их в казенные кожаные мешки, запечатал казенной печатью с орлами и в самом хорошем виде прислал в Центральный Комитет… Ну, говори, как фамилия этого имеретина?
Серго нетерпеливо попросил:
— Камо — генацвале, скажи лучше сам. Камо расхохотался.
— Как скажу, если не знаю! Максиму Максимовичу известна только его партийная кличка — товарищ Ной.
Серго схватил Камо, закружил по комнате.
— Теперь знаю! Хорошо знаю! Его зовут Самуил Буачидзе. Я с ним учился в Белогорах.
— Ничего, хорошим делам вас научили, — усмехнулся Камо.
— Максим Максимович рассказывал, — продолжал Камо, — положение тогда было самое плохое. В партийной кассе, как в наших карманах, — ни копейки. И вдруг двести тысяч сваливаются с Кавказских гор. Ленин посоветовал, я от него слышал в Финляндии, на все эти кавказские деньги закупить оружие.
— А в Берлин зачем ты снова вернулся? — спросил Серго.
— Где-то я должен тихонько ждать вызова в Болгарию. Там наше оружие и наша яхта. Все вполне легально. Болгарское правительство уверено, что винтовки и все остальное принадлежат македонской военной организации, посылаются в турецкую Армению для повстанцев.
Объяснять не приходилось. Все, что против турецких властей, пользовалось тогда в Софии полным сочувствием и поддержкой. Слишком много зла турки причинили болгарам…
— Так чего же вы ждете? Осенью на Черном море сильные штормы. Разве ты не знаешь? — пожал плечами Серго.
Камо побагровел.
— Мне зачем говоришь? Я не ЦК и не меньшевик бессовестный!
Камо прозрачно намекал на то, что после Стокгольмского — объединительного — съезда делами в ЦК РСДРП вершили меньшевики. От карательных же экспедиций, от чудовищных репрессий страдали-то преимущественно большевики. Против них была направлена вся лютая ярость властей.
Меньшевики, оправившись от первого испуга, решили: нет резона упускать то, что само дается в руки, грех не воспользоваться! Оки шумно, так, чтобы дошло до властей, предали анафеме сторонников вооруженной борьбы и принялись хозяйничать в обезглавленных социал-демократических организациях. И делегатов на съезд соответственно подобрали. От Грузии поехало десять меньшевиков… и один большевик.
Серго еще услышит от Ленина на занятиях партийной школы в Лонжюмо, близ Парижа.
— Запомнился, — говорил Владимир Ильич, — мне еще один, по-видимому довольно крупный факт, связанный с определением состава съезда. Это — протест тифлисских рабочих (числом, кажется, до 200) против полномочий тифлисской делегации, которая была почти сплошь меньшевистская и по численности своей выделялась из ряда вон, доходя, кажется, до 11 человек. Протест этот читался на съезде и, следовательно, должен быть в протоколах.