Теперь мне приходится за это платить.
– Прощай, Лиззи, – не без грусти говорит Роберта.
– Пока, – отвечаю я, и только слезы мешают мне сказать что-то еще. Я разрешаю Хулио взять меня под руку и провести по офису к лифту, понимая при этом, что все на меня пялятся. Мы в полном молчании едем вниз, потому что кроме нас в кабинке находятся и другие пассажиры.
На первом этаже Хулио продолжает вести меня под руку – я все еще ничего не вижу. Он останавливается на пороге и говорит мне единственное слово: «Неприятно».
Потом он поворачивается и возвращается на свой пост.
Я выскакиваю наружу, и меня обжигает лютый манхэттенский холод. Я не понимаю, что делать.
Куда идти? Куда я могу пойти? У меня нет работы и скоро не будет жилья. У меня нет парня, что само по себе страшно, когда тебя только что уволили и у тебя нет квартиры. Я поняла, что чувствовала Кати Пенбейкер, когда Нью-Йорк, этот огромный, сверкающий огнями город, перемолол ее в пюре и в таком виде вышвырнул обратно домой.
Кстати, я ее видела, когда ездила на Рождество к родителям. Она катила тележку с товарами в супермаркете «Крогер» и была такой бледной и уставшей, что я едва ее узнала.
Неужели и меня это ждет, подумала я тогда, разглядывая ее, спрятавшись за стойкой с орехами и сухофруктами. Неужели меня перестанет волновать, что думают обо мне другие люди, я тоже буду ходить в магазин в безразмерной футболке с надписью «Ежегодная летняя ярмарка Наскар» и коротких тренировочных штанах (это зимой-то!)? Неужели я буду встречаться с парнем, у которого усы пожелтели от никотина и который только и мечтает, что нюхнуть дорожку кокса в выходные? Неужели я когда-нибудь тоже стану покупать редиску для салата или даже для гарнира?
Но, бредя по улице с опущенной головой, чтобы не поскользнуться и не упасть в ледяное крошево, я вдруг начинаю кое-что понимать.
И не потому, что оказываюсь у Рокфеллеровского центра с его катком и лежащей золотой фигурой – символом Нью-Йорка, – сияющей еще ярче на фоне рождественской елки.
Нет. Я понимаю, что такое со мной не случится. Никогда. Я никогда не надену на улицу коротких тренировочных штанов. И никогда не стану встречаться с человеком, у которого желтые от никотина усы. И редиска хороша только для такого.
Я не Кати Пенбейкер. И никогда не стану такой, как она.
Я все больше укрепляюсь в своей решимости, поворачиваюсь и тут же ловлю такси. С первой попытки! От Рокфеллеровского центра! Я знаю! Это просто чудо! Я называю шоферу адрес месье Анри.
Когда мы подъезжаем на место, я открываю сумочку и вижу, что у меня нет наличных, кроме десятидолларовой купюры, которую дала мне бабуля.