— Да, если тебе так нра¬вится это слово. Мы же предпочи¬таем называть этих женщин служанками, — диплома¬тично ответил нор¬манн, все еще надеясь на благопо¬лучный исход разго¬вора.
— Слуги свободные люди, они получают плату за свою работу. И вольны уйти, если пожелают! — Я не обижу тебя, если ты будешь ласкова ко мне, буду да¬рить хорошие подарки — украшения, красивую оде¬жду. Ты сама понимаешь, что я мог этого и не обе¬щать тебе. Ты и так принадле-жишь мне. А свободу…. Это вряд ли. Ты до конца своих дней останешься в Олесунфьорде. Но разве лучше стоять на неволь¬ничьем рынке в Бирке? Неизвестно, кто ку¬пит тебя! Может старик, который не сможет удовле¬творить тебя в постели. Может, ты попадешь в гарем к мавру, и будешь одной из сотен его женщин. Мы, норвежцы, не имеем много наложниц, нас вполне устраивают жен¬щины нашего дома. — Сколько стоит на рынке в Бирке молодая рабыня, примерно такая как я? — Не знаю точно, где-то около восьми¬сот со¬лидов. Но если ты девственница, то, возможно, до¬роже. Зачем тебе знать эти цены?
— А затем, что мой отец знатный человек в Тмутаракани, он заплатит тебе несколько тысяч солидов. А мой жених — князь, он еще добавит несколько тысяч. Отвези меня домой, и ты разбогате-ешь, варяг. Это рядом, за два дня ты доберешься туда и обратно! — она с надеждой загля¬нула в синие глаза мужчины. — Я всегда счи¬тал, что лучше ма-ленькая птичка в руке, чем большая на небе. Я отказываю тебе, и больше об этом нет смысла говорить… У тебя есть две дороги — постараться привыкнуть к своей судьбе и найти в ней хорошие стороны. И второй путь — война со мной, но и в том, и в другом случае спать я с тобой буду. Хуже будет только тебе! — конечно, Исгерд не очень верил словам рабыни о ее отце и выкупе, но, если честно сказать, дело было не только в этом. Кра¬савица вызывала у него сильнейшее желание. Он не встречал женщины прекраснее этой гордой славянки, и, поразмыслив, пришел к выводу, что хотел бы до¬биться ее любви. Деньги в этом случае не имели ре¬шающего значения. Да и ему уже скоро стукнет три¬дцать лет, уже давно было пора заводить детей. А эта высокая красавица рабыня родит ему отличных сыно¬вей. — Мне и том, и в другом случае будет плохо. Я отказалась подчиниться отцу, когда он хотел меня выдать замуж за князя, в чьем доме я была бы госпо¬жой. Знаешь, сколько я выслушала признаний в любви и брачных предложений от мужчин? И всем отказала, потому что ненавижу принуждение. Я сама себе выберу друга. Но никто меня не оскорбил больше, чем ты, предлагая низкую роль наложницы. Мне, дочери боярина Градимира Смелого, наместника князя Святослава Игоревича в Тмутаракани! Ты мне предлагаешь лишь еду и кров, как скотине. У моего жеребца Вихря есть и то, и другое, и он вполне счаст¬лив, поскольку он, хотя и благородное, но все же жи¬вотное. Я не животное, и свое сердце за кусок хлеба не продаю. Тем более что я и сама могу себя прокор¬мить, без твоей помощи. А мужчина, которому я от¬дам свою любовь, будет достоин этого дара. — Данута говорила с большим внутренним чувством, и от этого выглядела еще более красивой и желанной в глазах норманна. — Ого, какая гордая особа — с сарказмом ска¬зал уязвленный ее жестким отказом Исгерд. — Не нашлось, значит, рядом нормального мужика, чтобы скрутить тебя и задрать юбку. Я твоим сердцем не ин¬тересуюсь, меня устроит кое-что другое, располагаю¬щееся пониже. Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. А потом и сама не откажешься, думаю, что тебе понравится. — Послушай, варяг! У меня есть к тебе пред-ложение! Я предлагаю тебе по¬единок! Если ты не трус, ты должен принять его! Я подчинюсь тебе и по-корно приму свою жалкую судьбу, если проиграю поединок. Если же выиграю, ты отпустишь меня на свободу! — Данута была уве¬рена, что хитрые приемы, которым она научилась в лагере амазонок, помогут ей завоевать свободу.