Жан почувствовал рядом с собой чье-то присутствие. Когда все решения были приняты, всю организацию взял на себя Джанук, вновь ощутивший у себя под ногами палубу пиратского корабля. Теперь он остановился рядом с Жаном.
– Ну, мой друг, ты уже подумал о том, куда хочешь направить эту галеру? – осведомился хорват.
Жан это знал. Путь был ему ясен. Он снова ощутил, как его притягивает шестипалая рука – мягко, но настойчиво.
– В Италию. Как можно ближе к Сиене.
– Какая в этом выгода? У тебя в распоряжении пиратский корабль, и мы втроем, с этим громадиной-скандинавом, могли бы добыть в этих водах целое состояние.
– Выгода? – Жан кивнул. – В некотором смысле. Но в данном случае больше подходят слова «освобождение» и «искупление».
– Похоже, это интересная история. Сможешь скрасить наше плавание рассказом. – С этими словами хорват повернулся, чтобы идти.
– Погоди! – Жан только что осознал случившееся. – А почему ты не уплыл с остальными… прости… пиратами? Разве твой дом не там?
Джанук обернулся:
– Один из домов. Но те, кто сражались с нами и остались живы, должны были меня узнать. Сегодня я стал капитаном корсаров, который воюет против своих. И потом, у Хакима ибн Саббаха добрая дюжина братьев, и все одинаково злобные. После сегодняшнего мне даже спать спокойно нельзя. Так что пока я буду везти тебя в Ливорно, у меня найдется время поразмыслить над моими планами. Ливорно в Тоскане, примерно в одном дне езды от Сиены. Это тебе подходит?
– А тебе?
– Ливорно – вольная гавань, гнездо воров, шлюх и убийц. Там люди готовы перерезать тебе горло за грош и поставить на кон собственную бабку. – Он улыбнулся. – Город как раз по мне.
«Персей» наконец отцепился от «Серебряной Змеи», и, пока Джанук говорил, корабли неожиданно разошлись. С Лавальером согласились остаться очень немногие: большинство гребцов предпочли присоединиться к Жану, так что теперь на веслах сидели преимущественно солдаты, и работали они не слишком ловко. Да Коста, у которого во французских портах осталось слишком много жен, не пожелал выбрать жизнь пирата, и теперь он лежал между скамьями. Жан перебинтовал ему ногу, закрепив перелом шинами. Корабли находились еще достаточно близко, так что было слышно, как старик повествует лежащим рядом с ним раненым:
– Вот я и шкажал моему дружку Джануку: не жабудь, как я учил тебя штрелять иж лука…
Жан наблюдал за тем, как Лавальер – единственный оставшийся в живых командир – взялся за оброненную Корбо плеть и принялся стегать гребцов. Повернувшись спиной к этому зрелищу и лицом к заходящему солнцу, Жан устремился мыслями в Тоскану и к своей клятве.