— Мы можем предоставить польской армии такие же условия, какие предоставляем Красной Армии.
— В прежних условиях мы не сформируем даже корпуса, — повторил Сикорский.
— Я понимаю, что условия неподходящие. — Сталин говорил теперь более мягким тоном. — Наши части формируются не в лучших, говорю вам честно; пока мы можем предоставить вам только такие условия, какие имеет наша армия. Если уж очень хотите, то один корпус, две-три дивизии, — продолжал он, — могут уйти. Или, если хотите, выделю вам место и средства на формирование шести дивизий.
— Я еще раз подтверждаю наше желание сражаться вместе с вами против нашего общего врага — Германии.
Тон беседы изменился, холодок стал исчезать. Сикорский решил, что наступил удобный момент, чтобы поставить вопрос, который он считал самым трудным. Он полагал, что натолкнется на непроизвольное сопротивление, когда заговорил о судьбе поляков в России, но Сталин казался теперь более доброжелательным и более благосклонным к достижению договоренностей по конкретным вопросам. Итак, получено разрешение иметь представителей посольства даже во Владивостоке. Что же касается предоставления полякам более лучших условий, то Советское правительство готово максимально пойти им навстречу в этом вопросе.
Сталин подошел к карте и показал Ташкент, Алма-Ату, Южный Казахстан, Барнаул и Новосибирск как места возможного формирования польской армии. Положительно был решен вопрос и о предоставлении займа. Несмотря на возражения Молотова, Сталин согласился на сумму в сто миллионов рублей, которую просил Сикорский.
«Значит, все-таки с ним можно договориться. Этот грузин, — подумал он, — чем-то напоминает Пилсудского, только более последователен. Может, Кот чересчур пессимистически оценивает возможность найти общий язык с русскими? Ведь никогда до этого поляков и русских не связывало столько общего, сколько связывает их теперь».
— Мы, поляки, — сказал он, — рассматриваем войну не как символ, а как реальную борьбу, поэтому я уверен, что наша армия будет сражаться здесь вместе с вами.
— Знаю, что поляки — народ храбрый, — заметил Сталин.
— Когда ими хорошо командуют. — Сикорский решил сказать несколько теплых слов об Андерсе, подчеркнуть, что верит ему. — Я доверил нашу армию в России, — сказал он, — моему лучшему солдату, это лояльный командир, а восемь звездочек за ранения [18] говорят о его храбрости. Он не будет заниматься здесь политикой и не позволит делать этого своим подчиненным.
— Самая лучшая политика — это хорошо сражаться. — Затем Сталин обратился к Андерсу, и его непосредственность была, подумал Сикорский, не лишена обаяния. — Сколько вы просидели в тюрьме?