Но ответа не удостоился, а рыжий резким, звеняще-надтреснутым голосом каркнул:
— Ты кто?
— Как кто?! — изумился я. — Человек.
— Ты кто ей? — уточнил рыжий, коротко кивая на Маргариту. — Откуда здесь взялся?
Я осторожно, чтобы не вызвать с противоположной стороны неадекватных реакций, пожал плечами:
— Знакомый…
— Слушай, знакомый! — Глаза рыжего сузились, а голос сорвался вдруг на визгливый крик: — А ну отвечай, сука, кто ты такой и что сделал с… — И осекся, возможно, смекнув, что чуть не болтанул лишку.
Я очумело крутил головой, одновременно пристально вглядываясь в очень странное выражение лица и лихорадочный блеск серых с красными прожилками глаз своего главного визави. Чёрт, неужели наркоман? — тогда от него в любой момент можно ожидать чего угодно. И — решил ускорить процесс.
— Ребята! — еще более миролюбиво и придурковато загнусил я. — Слушайте, ну дайте же бабе одеться. Ну неудобно же все-таки! Мужики? А, мужики?..
И когда все трое, точно по команде, заржали, с хохотом выдавливая из глоток фразы типа: "Неудобно? А в море… небось удобно?", я внезапно заперхал, закашлялся как астматик и…
Дальнейшее произошло словно в убыстренном кино — Маргарита вдруг вызывающе уперла руки в бедра и двинулась на рыжего. Все трое растерянно и, не побоюсь этого слова — потрясенно умолкли, потому что говорить теперь начала она. И не просто говорить, а кричать, вопить и верещать как самая распоследняя базарная девка.
— А что, тоже захотел, да? Что, может, и тебе со мной — в море? — с действительно жутковатым смехом заголосила на весь (к счастью, пустой) берег Маргарита. — Ах, тварь! Ах, сволочь! Да я, падаль, с таким, как ты… — И так далее, и все в том же самом духе.
Даже я опешил от этой Маргаритиной эскапады. Она как осатаневшая пума надвигалась на рыжего, голос ее звенел, гремел и ревел, а упругие груди, подпрыгивая, воинственно целились светло-коричневыми сосками то в рыжего, то во всех троих одновременно, — и она (но конечно, под моим руководством), она своего достигла…
Психология — могучая сила. Сексология — сила вдвойне. И эти хреновы недоноски, эти три вшивых богатыря на какие-то мгновения забыли обо всем на свете, отдавшись целиком и полностью во власть самых разнообразных околофрейдистских комплексов и эмоций. Потом они, правда, наверное, опомнились, да было уже поздно — те смертельные и одновременно спасительные три с половиной метра больше не разделяли нас, и когда после весьма специфического и применяемого обычно лишь в действительно крайних случаях удара грудная клетка левого нерыжего сначала громко треснула, а потом и сложилась под воздействием моего кулака как картонная гармошка, правый нерыжий все еще ничего не понял.