был до пояса обнажен, грудь отливала бронзой в лучах утреннего солнца.
Стражи подвели тхальца вплотную к деревянному столбу, вытянули вперед его
руки и накинули на запястья веревку. Через минуту он был крепко привязан к
столбу, и тут же раздалась новая команда. Барабаны забили в полную силу.
Чернобородый сержант, похожий на индийского Геркулеса, поднял что-то с земли.
Это была знаменитая плеть-"девятихвостка", ее составляли длинные и тяжелые
бичи из кожи, выделанной особым способом. Каждый "хвост" заканчивался туго
скрученным узлом. Говорили, что мало кто может вынести наказание
"девятихвосткой", если за нее берется специалист. А глядя на сикха-сержанта,
можно было ручаться, что он это дело знает...
"Девятихвостка" взвилась высоко в воздух и со свистом рассекла его. Первый
удар обрушился на жертву. Эвелин впилась взглядом в тхальца, но тот стоял
по-прежнему прямо, только прикрыл глаза... Перед каждым ударом зловещий свист
предупреждал, что сейчас твердые как сталь узлы начнут сдирать кожу и
вопьются в мясо. И спина тхальца готовилась к встрече со страшным бичом, он
вздрагивал за долю секунды до соприкосновения с орудием пытки.
-- Двадцать шесть!.. Двадцать семь!
На лице наказываемого не отражались ни боль, ни страдание. Может быть, он
владел секретом йоги, умел отводить от себя любые ощущения, в том числе и
болевые?
-- Тридцать три!.. Тридцать четыре!
Вся спина привязанного к столбу человека уже представляла собой сплошное
кровавое месиво, с боков свисали узкие рваные полоски кожи. Не отрываясь,
Эвелин смотрела на происходящее. Сердце ее часто билось. Человек у столба был
несгибаем, жестокая пытка не достигала нужных палачу результатов...
-- Сорок пять!.. Сорок шесть!
Эвелин почувствовала, как на нее накатывает волна страшного возбуждения. Ей
вдруг захотелось, чтобы боль от ударов "девятихвостки" стала еще мучительнее.
-- Быстрее, -- прошептала она. -- Сильнее!.. Бей его! Сильнее!
Теперь Эвелин ловила каждое движение бича. Прильнув к кустарнику, она
ощутила, как охватившее ее возбуждение сменяется острым дотоле неведомым
удовольствием...
И вдруг тхалец покачнулся. Окровавленное туловище накренилось, ноги
подкосились... Через секунду у столба лежало нечто бесформенное... Но не
безжизненное -- издали было видно, как измученное тело то и дело сводили
судороги...
Эвелин закрыла глаза. Ее подташнивало, ноги и руки онемели. Между ногами
почему-то стало мокро. От этого ощущения затошнило еще больше. Потом
надвинулся непонятный страх. Собрав все силы, Эвелин в последний раз
посмотрела на кровоточащее тело и бросилась к дому.