Всадники спешились во дворе в нижней петле рва, имеющего форму восьмерки. Ральф расседлал Грифа, пробормотал ему в ухо слова благодарности, дал морковку и передал груму почистить. Поварята оттащили окровавленного оленя. Мужчины громко вспоминали охоту, смелые прыжки, опасные падения и чудесные избавления, когда рассказчик был буквально на волосок от гибели, хвастались, шутили, смеялись. Ральф еще чувствовал запах, который так любил — смесь конского пота, вымокших собак, кожи и крови, — и, очутившись возле лорда Уильяма Кастера, сказал:
— Великолепная охота.
— Отличная, — согласился лорд, сдвинув шапку и почесав лысеющую голову. — Хотя жаль старого Бруно.
Бруно, вожак собачьей своры, чуть поспешил. Оленя уже загнали, у него не осталось сил бежать, и он развернулся на собак, выставив мощные окровавленные плечи. Пес подпрыгнул, чтобы вцепиться жертве в горло, но олень последним усилием наклонил голову, выгнул мускулистую шею и поддел рогами пса, после чего полностью изнемог. Через секунду собаки уже терзали его. Однако, прощаясь с жизнью, старый самец, как спутанную веревку, намотал на рога кишки Бруно, и Уильям, чтобы избавить пса от страданий, длинным кинжалом перерезал ему глотку.
— Смелый был пес. — Ральф сочувственно сжал плечо Кастера.
— Как лев, — кивнул тот.
Момент показался сквайру удачным, и Фитцджеральд решился заговорить о своем будущем. Лучшей ситуации не представится. Он служил Роланду уже семь лет, был смелым и сильным: когда рухнул мост, спас графу жизнь, и все-таки до сих пор оставался сквайром. Чего еще от него хотят?
Вчера на пути из Кингсбриджа в Ширинг случайно встретил в таверне брата. Мерфин спешил на каменоломню аббатства и поделился новостями. Он построит самый красивый мост в Англии и станет богатым и знаменитым. Родители рады. Это, повергло Ральфа в еще большее уныние. Стоя возле лорда Уильяма, сквайр не мог придумать, как задать важный вопрос, и поэтому просто выпалил:
— Прошло уже три месяца, как я спас жизнь вашему отцу в Кингсбридже.
— Многие оспаривают эту честь, — ответил Уильям. Его жесткий взгляд напоминал Роландов.
— Я вытащил его из воды.
— А Мэтью Цирюльник оперировал, а монахини меняли повязки, а монахи молились. Хотя жизнь ему спас Бог.
— Аминь, — отозвался Ральф. — И все-таки я очень надеюсь на некую признательность.
— Моему отцу трудно угодить.
Стоявший рядом вспотевший, раскрасневшийся Ричард, услышав последнюю фразу, заметил:
— Истинно как Библия.
— Не скули, — бросил Уильям. — Твердость нашего отца сделала нас сильными.
— Насколько я помню, она делала нас несчастными.