— И он это сделал?
— Не сердись. Я попыталась его спровоцировать, и у меня получилось. Радуйся, что он избил меня.
— Радоваться?
— Твой брат решил, что меня нужно взять силой, что просто так я бы не согласилась. Он и понятия не имеет, как я его соблазнила, и никогда не догадается о правде. Я в безопасности — и наш ребенок.
Мастер положил ей руку на живот.
— А почему ты не пришла ко мне?
— В таком виде?
— Но когда тебе плохо, я еще больше хочу быть с тобой. Кроме того, я соскучился.
Филиппа отвела его руки:
— Я не могу, как шлюха, прыгать из одной постели в другую.
— Ах вот оно что. — Об этом зодчий не подумал.
— Ты меня понимаешь?
— Думаю, да. — Мерфин понимал, что женщина чувствует себя в такой ситуации скверно, хотя мужчина испытывал бы гордость. — И как долго?..
Графиня вздохнула и отстранилась.
— Не знаю.
— Ты о чем?
— Мы ведь так решили. Все будут думать, что это ребенок Ральфа; я добилась, чтобы в это поверил он. Теперь отец захочет воспитывать его.
Мостник поморщился.
— Я как-то не задумывался об этом, но полагал, ты останешься в монастыре.
— Ширинг не позволит, чтобы его ребенок воспитывался в монастыре, особенно если это будет мальчик.
— И что же ты собираешься делать? Вернешься в Эрлкасл?
— Да.
Ребенка, конечно, еще не было. Не человек, даже не младенец, просто растущий живот Филиппы. И все-таки Мерфину стало очень грустно. Лолла приносила ему много радости, и он с нетерпением ждал второго малыша. Но не сразу же Филиппа уедет.
— И когда ты собираешься ехать?
— Сейчас. — Увидев его реакцию, леди Ширинг чуть не заплакала. — Не могу тебе передать, как мне тяжело, но я перестала бы себя уважать, если бы продолжала спать с тобой, зная, что вернусь к Ральфу. Метаться между двух мужчин плохо, но оттого, что вы братья, все еще отвратительнее.
Слезы выступили у него на глазах.
— Значит, между нами все кончено? Вот так сразу?
Графиня кивнула.
— Есть еще одна причина, по которой мы не можем быть вместе. Я исповедалась.
Мерфин знал, что у Филиппы есть личный исповедник, как это было принято среди высокопоставленных леди. После ее переезда в Кингсбридж он жил с монахами — желанное прибавление в их поредевших рядах. Значит, она ему все рассказала. Зодчий надеялся только, что тот сохранит тайну исповеди. Леди Ширинг прошептала:
— Я получила отпущение, но дальше грешить нельзя.
Мерфин кивнул. Оба грешили. Она обманывала мужа, он — брата. У нее было оправдание: ее выдали замуж насильно. У него такого оправдания нет. Его полюбила красивая женщина, он полюбил ее, хотя не имел на то никакого права. Острая боль от потери естественна.