— Hann til ragnarøks.[10]
Иезуит затворил дверь часовни и пошел по длинному коридору; его шаги отражались эхом от каменных стен дворца. Наконец он вышел во внутренний дворик и направился к видневшейся вдали двери, складывая молитвенно руки, когда навстречу ему попадались местные служащие. Внезапно начали бить колокола на соборе Святого Петра, заявляя о независимости и самоволии Ватикана, как они это делали со времен падения Римской империи. Но вот этот звук утих и его сменил монотонный шум города, доносившийся из-за стен дворика.
Подойдя к двери, иезуит огляделся по сторонам, словно хотел убедиться, что никто его не видит, а затем вошел внутрь и, подобрав полы сутаны, стал подниматься по лестнице, направляясь в расположенный на втором этаже музей Ватикана. Иезуит попал в коридор, уставленный статуями и увешанный досками объявлений и афишами выставок. Людей — ни души: в музее был выходной. Иезуит подошел к двери с табличкой «CONSERVATORI» — «Хранилище». У двери он задержался, но его остановила не чуждая ему нерешительность, а нахлынувшая потребность насладиться своим достижением. Шестьдесят пять лет назад его предки, хотя и прошли триумфальным маршем по Риму, не смогли попасть в Ватикан. Он сделал это за них и теперь добьется успеха.
Иезуит выпростал из сутаны левую руку, потянулся к лицу и провел указательным пальцем по шраму, тянувшемуся от глаза почти до самого подбородка. Надавил на шрам, чтобы почувствовать боль. Затем постучал в дверь.
— Войдите! — разрешили на итальянском.
Иезуит открыл дверь и тщательно затворил ее за собой. Комната, в которой он оказался, была завалена свитками, рукописями, картинами без рам, рамами без картин, толстыми книгами в заплесневевших обложках. За столом перед небольшой каменной статуей, пострадавшей от времени, сидел человек средних лет, одетый в джинсы и рабочую блузу. Поглядывая на статую, он что-то писал. Прервав работу, он поднял голову и сказал:
— Полагал, что мне сегодня не помешают. Что вы хотите?
— Вы главный хранитель? — спросил иезуит по-итальянски.
— Да.
— Это вы вместе с отцом О'Коннором присутствовали при обнаружении потайной камеры в арке Тита?
Человек за столом помрачнел.
— О нашей находке, похоже, известно чуть ли не каждому, а ведь это секрет, достояние церкви. О нем должны знать только избранные.
— Я тоже так полагаю, — ответил иезуит.
Раздался выстрел, за ним второй, и главный хранитель повалился на спинку стула с лицом, застывшим от ужаса. Не удержавшись на стуле, он грохнулся на пол, раскинув руки, и замер, уставившись в потолок остекленевшими безжизненными глазами. Спрятав «беретту», иезуит провел пальцем по своему шраму, сильно на него нажимая, чтобы почувствовать боль. Морщась от боли, он чувствовал удовольствие, глядя как кровь, струясь из груди убитого, растекается языками по каменным плитам иола.