— Мяа-а-а-а!!!
— Тихо ты! — испугался я. — Услышат — скандал будет.
— Быстрей прибежит, — спокойно сказал Рудик. — Мяа-а-а!..
Бармен влетел в комнату, увидел, что Рудольф сидит перед пустой миской, и тут же наполнил эту миску чистой свежей водой. И снова умчался за занавеску.
— Ну, как я его надрочил? — тщеславно спросил Рудик и добавил: — Ты пей, пей!..
— У тебя с ним такой серьезный Внутренний Контакт? — с уважением спросил я и принялся лакать воду.
— Боже меня упаси! Когда-то он пытался установить Контакт между нами, но я это сразу же пресек. На кой мне хрен, чтобы он все про меня понимал? Пошел он…
— Как же ты добиваешься, чтобы он верно реагировал на то, что ты хочешь?
— Самым элементарным способом — я выработал в нем три-четыре условных рефлекса, а больше мне от него ни черта не нужно.
Вот гадость-то! Какой отвратительный расчетливый цинизм и ничем не прикрытое потребительство. Ну, не сволочь ли?! И это при такой обеспеченности!.. — подумал я и раздраженно спросил:
— Неужели в тебе нет к нему и капли благодарности? Я смотрю, он же на тебя не надышится, Рудик…
— Плевал я на него. Он это все обязан делать.
— За что?! — я чуть не завопил от возмущения и почувствовал, что еще минута, и я разделаю этого жирного, пушистого, наглого Рудольфа, как Бог черепаху! Просто разберу его на составные части!.. — За что?! За то, что ты жрешь, пьешь, спишь и серешь за его счет! За то, что ты сутками жопу от его кушетки не отрываешь? За то, что он по первому твоему вонючему «Мяа-а-а!» бежит выяснять — что тебе нужно? За то, что он тебя за границу возит, в то время, когда миллионы Котов и мечтать об этом не могут… За что он все это тебе обязан, блядь ты толсторожая?!
У меня сама собой поднялась шерсть на загривке, прижались уши, мелко забарабанил хвост и непроизвольно обнажились клыки.
Но Рудольф, надо отдать ему должное, не испугался. Напротив, очень спокойно, я бы даже сказал, благодушно переспросил меня:
— 3а что? — он сел на свою пухлую задницу, поскреб лапой за ухом и сказал, глядя мне прямо в глаза: — А за то, что он меня искалечил.
Я внимательно осмотрел Рудольфа с головы до кончика хвоста и не отметил в его фигуре ни одного изъяна, кроме нормального обжорского ожирения.
— Чего ты треплешься? Где он тебя искалечил? — рявкнул я на него.
— Не «где», а «как», — невозмутимо поправил меня Рудольф. — Он искалечил меня не физически, а нравственно.
— Что-о-о?!.
— Нравственно, — повторил Рудольф. — В течении четырех лет я был единственным поверенным и свидетелем его подлостей, его воровства, его жульничества, предательств, обманов… Но я понимал — он живет в той среде, в тех условиях, где иначе не выжить. Это одна из граней его профессии. Так сказать, сегодняшняя норма нашей жизни. И вот это «мое понимание» постепенно стало приводить меня к мысли, что ни в подлости, ни в воровстве, ни в предательстве — нет ничего особенного. Все остальные, кто этого не делают — нищие, слабоумные существа, не имеющие права на существование. То есть, постепенно я стал оправдывать его во всех его мерзостях, с легкостью находя им естественное и логическое обоснование…