Конан в третий раз ударил мечом по шее кошмарной птицы. Вой оборвался. Ноги с силой замолотили воздух. Киммериец отскочил и увидел, что из раны, нанесенной первыми двумя ударами, хлещет кровь. Птица дернула головой. Шея словно бы переломилась. Кровь фонтаном брызнула вверх и глаза птицы закрылись белесой пленкой. Крылья еще некоторое время трепетали.
Серзак спустился и выдернул из крыла чудовища свой нож.
— Харборд жил плохо. Это так же верно, как то, что он мертв, и то, что мы убили это чудовище, — задумчиво сказал Серзак. — Но умер Харборд хорошо. Умер, глядя смерти в глаза. А это дано только истинным воинам.
— Наверное, он не слишком хотел жить, — предположил Конан.
— Может быть. — Серзак вытер нож о дерево и спрятал его в ножны.
— Плохо, что мы потеряли коней, теперь наш путь будет дольше. К тому же у нас нет провизии. Ни воды, ни вина, ни еды, — сказал Конан.
— Есть другой путь. Гораздо прямее. Мы можем пройти сквозь горы, — заявил сказитель.
— Не знаю как ты, — сообщил Конан, — а я лично не умею ходить сквозь камень.
Серзак рассмеялся.
— Этого и не придется делать. Мы пройдем через старый туннель. Не знаю, откуда он на самом деле взялся. Говорят он остался от воинов Аштаби, которые прошли сквозь горы, чтобы напасть на Улликумми. Но я не думаю, что это так. Воины Аштаби должны были быть высокими, а туннель низкий и узкий, в некоторых местах надо ползти. На мой взгляд, туннель — весьма условное название. В действительности это система пещер, соединенная человеческими усилиями. Но ничего сложного в ней нет. Это не какой-нибудь лабиринт, составленный ради того, чтобы путник потерялся. Туннель строили простые люди и ради простых целей. Мы обязательно выберемся!
Конан посмотрел на небо, на луну, на скалы, чернеющие впереди, из-за которых одна за другой выскакивали тучи.
— Становится темнее. Мне бы не хотелось оставаться на всю ночь в этой долине. Где твой туннель? — спросил Конан.
Черные скалы были совсем рядом. Луна зацепилась краем за вершину одной из них. Тучи покрывали ее бледное лицо стремительно клубящейся вуалью.
— Я всегда удивлялся странностям человеческого восприятия, — сказал Серзак. — Люди воспринимают мир не таким, каков он в действительности. Они думают, что существуют вещи, которые можно потрогать руками и что их руки по-настоящему прикасаются к вещам. Глупцы! Мир — это иллюзия. Человек слишком привязан к своему телу, чтобы понимать, что подлинная вечность таится в смерти. Мы — только буквы в божественной книге и своими жизнями мы пишем эту книгу.
— Все это так, — сказал Конан. — Но люди не виноваты в этом. Они повинуются грамматике божественной книги и ничего с этим поделать не могут.