Я молча показал Крысу.
– Превосходно! – воскликнул Давид. – Вот каким ножичком нужно нарезать окорок, чтобы произвести впечатление!
– У нас ещё есть две шпаги, – осторожно напомнил Оллиройс, – мушкетон и два пистолета.
– Весомо, – полез за платком довольный Давид. – Но – вопрос: как быть с арсеналом? Составить шпаги в углу, словно зонты или трости, а мушкетон повесить на стену, чтобы он напоминал комнату отставного боцмана, или же всё оружие строгой линией выложить на отдельно стоящий столик?
– Понимаю! – воскликнул и бросился действовать Оллиройс.
– Ну и главное, – прогудел Давид сквозь прижатый к лицу платок.
Он отёр испарину, прошёл к центру комнаты.
– Главное, – повторил он. – Куда и как усадить гостя, чтобы он ощутил комфорт и довольство?
– За наш стол, конечно, – небрежно ответил я.
– Он не трапезничать пришёл с тобой, Томас! Он пришёл поговорить о деле! А ты, представь, усаживаешь его напротив себя и предлагаешь заняться жеванием окорока!
– Так что же… Не усаживать же его в сторонке на стуле!
– Разумеется нет. Но будет разумно, если к торцу нашего обеденного стола будет приставлен ещё один, поменьше. Назовём его «гостевой». И этот гостевой стол должен быть на дюйм или два выше.
– Чтобы гость не чувствовал себя обделённым от того, что во время разговора мы насыщаемся, а он нет?
– И это тоже. Но главное – чтобы он чувствовал неосознанное превосходство над нами. Тогда он будет уверен, что умнее и дальновиднее нас, и решение, которое будет принято в результате беседы, больше выгодно ему, нежели нам.
– Поразительно, – подал голос стягивающий с плеч камзол Энди. – А всего-то – посадить человека чуточку выше себя!
Оллиройс принёс из своей комнатки снятый с козел лежак, положил его на пол возле обеденного стола, и на него уже поставил второй стол, который оказался теперь выше ровно на два дюйма. Энди Стоун между тем приставил к дальней стене широкую лавку и разложил на ней тускло отсвечивающее в пламени свечей оружие. Я уставил стол закупленной днём снедью, откупорил бутылки. Давид сходил к управляющему гостиницей и принёс небольшой, но явно тяжёлый ящик: механический орган.
– Люди, – сказал он, заводя пружину, – которым сопутствует удача, неизменно веселы и довольны. Они слушают музыку! Они поют!
– Давид, – сказал я, готовясь налить вино в дешёвые гостиничные кружки. – Я всё-таки…
– Нет и нет! – воскликнул он, возмущённо взмахнув рукой. – Прочь посуду убогих и сирых! Достань золочёные бокалы – вон там, в моём сундуке, и приборы серебряные, и накрахмаленные салфетки!
Шагнув к сундуку, я продолжил: