— Ты тоже мог погибнуть. — Балам предпочел сменить тему. — Если бы этому мальчику не удалось удержаться наверху, он бы потянул за собой и тебя.
Белый Нетопырь лишь пожал плечами. При неярком свете, который в этот вечерний час только и мог проникнуть в сельву, его лицо казалось до боли усталым.
— Боги даровали мне долгую жизнь, и, когда они решат, что я не должен больше жить, я умру. Хотя не думаю, что этот момент уже наступил.
Сказав это, шаман остановился и сделал шаг в сторону от тропы, выйдя из шеренги тех, кто шагал в город. Его рука, державшая молодого майя за запястье, потянула его так, что тот оказался стоящим лицом к жрецу.
— Не думай, что я придаю себе какое-то особое значение и думаю, что боги как-то выделяют меня. Просто…
Белый Нетопырь замолчал, нахмурив брови. Балам его хорошо знал и теперь понимал, что мудрец подыскивает точные слова, прежде чем продолжить.
— …предсказание еще не сбылось, и если оно истинно, часть его касается меня. И не только меня… — Он нашел взглядом своего ученика. — Тебя тоже, Балам Кимиль.
Замешательство на лице юноши было настолько явным, что халач виник не смог сдержать улыбки, хотя она была усталой, едва заметной. Его руки сделали широкий круг и потом соединились у лба, как будто он просил прощения.
— Я понимаю твое потрясение, сын мой, и… прости меня. Я должен был с тобой поговорить раньше, возможно, той самой ночью, когда мы путешествовали вместе по сельве не в своих телах. Но… ты так молод…
Балам с любовью посмотрел на своего учителя и, несмотря на то что на его языке вертелись тысячи вопросов, продолжал молчать. Он чувствовал: стоит ему открыть рот и Белый Нетопырь поведает ему все.
— Да, Балам, есть много вещей, которые тебе следует знать. Но сейчас еще не время… и не место. После ужина приходи ко мне, поговорим.
Район Петена, Гватемала, 2001 год
Сельва была такой, какой она ее представляла, и Николь едва могла сдерживать переполнявшие ее чувства. Сам факт, что она все-таки здесь оказалась, непосредственный контакт с буйной природой во время отдыха после изнурительного дня, созерцание того, как небо окрашивается ночной тьмой, — все это казалось ей чем-то невероятно прекрасным, и поэтому она старалась навсегда запечатлеть в памяти каждое свое ощущение. Было, однако, нечто, чего она не ожидала, и теперь испытывала потрясение. Но вскоре Николь поняла, что именно это дарило жизнь несравненному окружающему миру.
То были звуки сельвы, голос, которым зеленый тысячелетний океан говорил со всеми, кто окунался в него. Каждый раз, когда Николь спрашивала себя, как выглядит сельва, она представляла ее молчаливой, в зловещей и всепоглощающей тишине… Но сейчас, глядя на закат, она понимала, что ошибалась. Сельва никогда не замолкала, разговаривая множеством уст одновременно. Некоторые отголоски девушка еще не могла различать, однако она была уверена, что они имели свое значение для каждого, кто был частью леса. Иногда чей-то вопль раздавался вблизи, заставляя вздрагивать всем телом, иногда то был далекий звук, заглушённый стволами деревьев, или пронзительный крик какой-нибудь птицы, на который отвечал низкий голос плотоядного хищника. И всему этому вторила несмолкаемая болтовня обезьян.