Микола махнул одну рюмку за другой и принялся рассказывать про свою жену Маруську, про ее никудышнего отца, который на свадьбу даже приданое зажилил...
– Давай сфотографируемся, диду? – Иван вытащил маленький плоский аппаратик.
Но Микола заслонился растопыренной пятерней, на которой отчетливо выделялись большие желтые мозоли.
– Ни! Зачем пьяную рожу на фотокарточку! – благоразумно произнес он.
И вторую бутылку открывать не стал, проявив трезвомыслие и рачительность.
– Завтра еще день буде, – философски заметил Проховыч. – А сейчас хватит. Спать пора!
Черепанов отметил, что вечер прошел хорошо. Преклонный возраст собеседника совершенно не ощущался: он был полон сил, жизнерадостен и молодцеват. Да и своей цели Иван достиг. Правда, не хватало еще нескольких штрихов, но завтрашний день что-нибудь да принесет...
Тем временем Микола, сдвинув две лавки, застелил их толстым тулупом, на эту импровизированную постель уложил гостя, а сам, прихватив керосиновую лампу, вышел покормить Серого. Иван, придремывая на неожиданно оказавшемся очень удобном ложе, глянул на часы. В багровых отсветах печного огня стрелки показывали девять. А здесь, в лесу, уже наступила глубокая ночь. Здесь вообще жизнь была совсем другой: простой и понятной. На рассвете надо просыпаться, а с заходом солнца засыпать, самому добывать пропитание, перед сном убирать со стола и кормить собаку, даже если она наполовину волк... Лес, болото, ружье, огонь, отсутствие проблем и здоровый, первобытный образ жизни способствуют долголетию. Даже Иван впервые за долгое время чувствовал себя спокойно и уверенно. И немного позавидовал деду Миколе.
«Бросить бы все, поселиться в лесу, да и прожить всю жизнь в тишине и покое!» – подумал Черепахин, засыпая.
* * *
Утром Иван сначала почувствовал нежный аромат из далекого детства – аромат какао, а потом уже открыл глаза. Выбритый и умытый, Микола Проховыч сидел за столом, макал печенье, переданное бабкой Беляной в большую эмалированную кружку, прихлебывал и блаженно щурился.
– Привыкли в городе до полудня валяться, – добродушно пробубнил он. – Уже давно працювать пора.
Дед допил какао, вытер рот тыльной стороной ладони, встал, осмотрелся, небольшим острым топориком привычно распустил несколько поленьев и подкормил печь. Потом наискось вогнал топор в толстый, с изрубленным верхом чурбак.
– Подымайся, журналист, во дворе рукомойник, да за стол!
Черепахин с удовольствием потянулся до хруста.
– А Серый меня не сожрет?
– Не-е... Ты для него пока свой.
– А до каких пор это «пока» у него действует? – опасливо уточнил Иван.